Шрифт:
– Почему посторонний? – удивился отец. – Я его, между прочим, девять лет терпел.
– Ну да, терпел, – горько усмехнулась Кира и пошла к себе.
– А насчет «женат» – так это ты заблуждаешься! – крикнул вслед отец. – Он уже два года как в разводе!
На следующий день вечером, после работы, Кира зашла в пустую квартиру. Это было странное ощущение. Очень странное. Она прошлась по комнатам, зашла на кухню и в ванную, включила телевизор на полную громкость, плюхнулась, не раздеваясь, на диван и достала из тумбочки шоколадку – любимую, с орехами. Съела шоколадку, натянула на себя уютный старый плед, блаженно закрыла глаза – и задремала.
Разбудил Киру телефонный звонок. Его голос она узнала мгновенно. А разве могло быть по-другому? Даже через тысячу лет!
– Ну, твоих я перевез, – сказал он. – Они очень довольны и, по-моему, отлично устроились.
– Спасибо, – сказала Кира. – Ты меня очень выручил.
– Пустяки, – ответил он и, помолчав, добавил: – Ну что, до завтра?
– До завтра, – проговорила Кира и положила трубку.
Потом встала, подошла к окну и настежь распахнула створку. В комнату ворвался шум улицы и сырой и свежий запах снега.
«Странно, – подумала Кира. – Только начало марта, а уже так явственно пахнет весной».
А чем пахнет весна? Мокрым снегом, дождем, влажными улицами и сырыми ветками. И еще весна непременно пахнет надеждой. Это наверняка. Сколько бы тебя жизнь ни старалась уверить в обратном.
Он и она
В глазах всей семьи она была разрушителем. Конан-Варвар местного значения. Человек, посягнувший… Одним словом, всеобщее осуждение. Горе семьи. Большой, дружной, нерушимой, казалось бы, семьи. Оплота. Кто думал о том, что происходит с ней? А оказалось, что самое страшное на свете – кому-то сделать больно.
Муж сказал: «Тебе хочется, чтобы меня просто не было. Красиво начать новую жизнь. С белого листа. Страсть, любовь и много всего впереди. Но я есть. И есть двенадцать прожитых лет. Есть сын. Есть, извините, новая квартира, а в ней ремонт. Есть купленная в кредит новая машина. Есть недостроенная – как ты мечтала о ней! – дача. Есть, в конце концов, мои и твои мама и папа. А у них общий внук – естественно, обожаемый и единственный. Есть общие праздники, дни рождения, годовщины и Новый год. А ты… Ты хочешь одним махом выдернуть нижнее бревно, чтобы все рухнуло и осыпалось – в одночасье, в одну минуту».
В общем, преступница, что уж тут. Короче говоря, с одной стороны – все ужасно, трагично и невозможно, а с той, другой стороны – одно сплошное и тоже невозможное счастье».
Он подъезжал каждый вечер после работы к ее дому. Она набрасывала плащ и в тапочках сбегала по ступенькам вниз – ждать лифта не было сил. Она садилась в машину, и он брал ее за руку. Она клала голову на его плечо. Они просто молчали. Минут двадцать. Потом он целовал ее и говорил, что все будет хорошо. Она не верила и качала головой. «Хорошо» быть не могло. По причине того, что всем остальным было больно. И как прикажете с этим жить?
Она возвращалась домой. Чистила картошку. Делала с сыном уроки. Гладила белье. Умывалась. Ложилась спать. Не спала. Ну, в общем, понятно. За все приходится платить. Она и платила.
Он торопил – надо что-то решать. По куску резать больнее. Пожалей, в конце концов, себя. Посмотри, на кого ты похожа. Она раздвоилась. Была та, что честно выполняет свои обязанности: готовит обед, гладит рубашки. Но была еще и та, что на легких ногах бежала по ступенькам. С отрешенным и немного безумным лицом. У нее «той» все было не просто «хорошо», а прекрасно. Сказочно. Жизнь обещала, обещала…
Мама поджимала губы. Отец и вовсе делал вид, что ее не замечает. Демонстративно утыкался в газету. Словом, преступница без права на помилование.
Как-то приехала свекровь. Она не была классической злодейкой – нормальная, умная и доброжелательная тетка. Свекровь долго молчала и смотрела на нее. Молча пили чай. Потом свекровь сказала:
– Знаешь, у меня тоже было. Ну, или почти «было». А почему не получилось – совсем смешно. Он позвонил в дверь, а я, не дыша, стояла с другой стороны. Он звонил долго. Я не открыла потому, что у меня были не накрашены ресницы. Представляешь? Ну не могла я появиться перед ним в таком виде. Короче, я не открыла. Он ушел. Я смотрела из окна ему вслед. Сначала плакала. А потом засмеялась.
– У вас всегда было чувство юмора, – сказала она свекрови. И добавила: – А мне было бы наплевать на ресницы. Я бы открыла.
– А ты и открыла, – вздохнула свекровь. – Только кто от этого стал счастливее?
Это правда. Победителей в этой истории не было наверняка.
– А если я не могу видеть, как он жует, пьет чай, завязывает галстук? Если я не могу с ним ложиться в постель? Разве это – не причины?
– Будь снисходительна, – ответила свекровь. – Он же, в конце концов, не виноват, что с тобой произошел несчастный случай. Или представь, что все могло быть наоборот. А ведь могло быть.