Отпускать рабов на волю не только рекомендуется, как богоугодное дело, но возлагается во многих случаях, как искупление вины (например, за нарушение поста, неисполнение предписаний о молитве).

Хадис гласит: «Если раб письменно попросит вас освободить его, — освобождайте, если он платежеспособен. Дайте ему нечто от благ, которые даровал вам бог. Не принуждайте рабынь ваших к проституции».

Детям внушалось под страхом наказания обращаться к рабам почтительно, а отнюдь не приказывать и не оскорблять их.

При таком положении домашних рабов вполне понятно, что халифы могли рассчитывать на преданность своих турецких рабов больше, чем на преданность подданных арабского и иранского происхождения. Турецкие рабы, обращенные в воинов, в гвардию халифа, получали прекрасное содержание; по сравнению с подданными пользовались привилегированным положением и могли быть уверенными, что рано или поздно получат свободу. При удаче они могли пройти быстро все иерархические ступени в гвардии халифа, занимать высшие придворные должности, наживать несметные богатства.

Мотасим начал покупать турецких и берберийских рабов в большом количестве. Цена турецкого раба, конечно, колебалась в зависимости от его здоровья и физической силы, но в среднем составляла 600 дирхемов. При громадных доходах халифа у него была возможность скупать рабов тысячами, и действительно он создал из них армию в 70 тысяч человек.

При преемниках Мотасима турки заполняют весь командный состав и весь высший придворный штат, и все они были вольноотпущенниками халифов или их рабами.

Организация войска из турецких рабов таила в себе противоречия, которые ускорили в конце века крушение халифата, но уже при Мотасиме сказались некоторые недостатки новой системы. Грубые, незнакомые с цивилизацией, привычные к грабежам и набегам, сыны степей и гор, попав в центр высокой культуры, каким был Багдад того времени, они обращались с населением его, как с покоренным. Имущество и честь горожан ни на минуту не были обеспечены от их насилия. Нечего и говорить, что их обращение с населением провинций во время походов было еще хуже, а потворство, которое оказывал двор их бесчинствам, создало сильное отчуждение от династии со стороны как раз тех слоев населения, которые составляли до сих пор опору Аббасидов — буржуазии Багдада и других городов Савада.

Недовольство граждан Багдада заставило Мотасима удалить из города рабские войска, но, не желая оставаться там без своей охраны, он решил перенести отсюда и свою резиденцию. Уже отец его, Гарун, искал подходящее место для перевода дворца из Багдада, где население было склонно к бурным выражениям своего недовольства.

В таком громадном городе, каким был в то время Багдад, где находился двор, где были сосредоточены все богатства и вся роскошь халифата, сосредоточилось и значительное количество люмпен-пролетариата: людей, лишенных определенной профессии и постоянного местожительства. То были иранские помещики, потерявшие имения в результате арабского завоевания; крестьяне, перешедшие в мусульманство и ушедшие из сел в города, где не нашли себе занятий; разорившиеся мелкие ремесленники и купцы; преступники, вышедшие или бежавшие из тюрем. Эти элементы играли видную роль во время всяческих волнений, происходивших в Багдаде, и могли стать опасными для правителя.

Местом для своей резиденции Мотасим выбрал небольшое местечко на 100 километров выше Багдада, по Тигру, — Самарру, которая была по этому случаю переименована в Сурраменра («радуется, кто видит»). Туда он перевел и рабское войско и этим самым поставил себя в полную зависимость от этого войска, всецело вручив ему судьбу всей династии. Результат сказался скоро после смерти Мотасима: за одно десятилетие (861–870 гг.) сменилось в Самарре шесть халифов, из которых только два умерли собственной смертью.

Какие бы ни были дальнейшие последствия новой организации войска, в царствование Мотасима она сразу дала хорошие результаты в смысле усиления военной мощи халифата и сыграла решающую роль в борьбе халифата с Бабеком.

Усмирение крестьянского восстания в Азербайджане стояло перед Мотасимом первоочередной задачей. Не только две провинции были оторваны от халифата и в них создано крестьянское царство, — был отрезан путь в Хорасан, и доходы этой богатейшей провинции не могли поступать в Багдад. Кроме того, Бабек двинул в Хорасан уже войско с целью поднять и там восстание. Халифату грозил полный развал.

Произведен был новый набор войск из всех западных областей империи, но к этим войскам были присоединены новосозданные отряды из турецких рабов. В первых же столкновениях с новыми войсками выяснилось, насколько Бабек стал пренебрегать элементарной осторожностью. Горные проходы, открывающие доступ в Джебаль со стороны Месопотамии, не были им укреплены, в них не было поставлено необходимых гарнизонов. Войска халифа прошли эти проходы, не встретив сопротивления, и подступили к Гамадану. И опять Бабек забыл свою осторожность и отклонился от своей испытанной тактики: он принял бой под Гамаданом, рассчитывая, повидимому, на численный перевес своего войска. Сражение в открытом поле, как и следовало ожидать, окончилось полным разгромом плохо вооруженных, не имеющих конницы повстанцев.