Еще большее недовольство царило среди иранских феодалов, привыкших играть первую роль при дворе Сассанидов, занимать командные посты. Если они сохраняли свою старую веру и не переходили в ислам, то считались неполноправными гражданами, платили подушную; если же, благодаря мирным договорам, они сохраняли свое положение во главе округа или области, то ежечасно рисковали оказаться мятежниками и лишиться всего; если же они принимали ислам, то приходилось записываться клиентом (мевла) и становиться в подчиненное положение к патрону — арабу. Правда, богатому и влиятельному феодалу удавалось обычно избрать своим патроном самого халифа, все же и такое подчинение оскорбляло их гордость.

Была еще одна группировка, арабского происхождения, которая ненавидела Оммайядов и их опору — арабскую родовую знать, группировка опасная и энергичная: то были многочисленные потомки родственников Мохаммеда, ветвь его дяди Аббаса и ветвь одного из его двоюродных братьев, Али, мужа его дочери Фатимы. Они считали себя обойденными Оммайядами, считали, что престол халифов принадлежит по праву им, сынам дома Гашима. Из них потомки Аббаса были очень богаты, кроме того эту группировку поддерживала буржуазия Савада, которая финансировала широкую пропаганду, развитую ими в провинциях, с лозунгом «долой нечестивых Оммайядов, убийц сынов дома (пророка), угнетающих народ и нарушающих законы ислама». И пропаганда имела громадный успех. Крестьяне возлагали надежды на восстание, которое облегчит их положение, иранские феодалы рассчитывали вернуть себе первое место в государстве, торговая буржуазия Савада надеялась на переворот, который откроет ей торговые пути на запад и поднимет производительные силы страны и покупную способность населения.

Этой пропаганде удалось сыграть решающую роль, когда на дальнем востоке халифата, в Хорасане, выступил с проповедью в пользу сынов дома Гашима сын седельника, иранец Абу Муслим. На зов его откликнулись сотни тысяч; вся масса иранского крестьянства стекалась под черное знамя пророка, развернутое Абу Муслимом. Популярность его была огромна; многие иранцы самого Абу Муслима считали воплощением Ширвина, тем спасителем, который пришел дать угнетенным свободу и землю. Деньги на вооружение, на транспорт давала буржуазия Савада. Примкнули к движению и иранские феодалы. Их по существу реакционные стремления в данное время имели одну и ту же цель, что и стремления крестьян и буржуазии, имели одного и того же врага — арабскую родовую знать и ее ставленников Оммайядов. Опытность феодалов в военном деле давала им значительное преимущество перед остальными приверженцами Абу Муслима, который поддался их влиянию и ничего не предпринимал без совещания с ними. Хорасан изгнал арабов; войска Абу Муслима лавиной прошли по территории Ирана, уничтожая сторонников правительства, вторглись в Месопотамию, разгромили войско халифа Мервана II, которому удалось бежать в Египет, где вскоре он был убит. За немногими исключениями был истреблен весь род Оммайядов и вместе с ними все их приверженцы. Всего, по свидетельству арабских историков, погибло до 500 тысяч человек. На престол халифов взошла «богом благословенная» династия Аббасидов, которая должна была принести счастье и благополучие всем классам, боровшимся за нее.

Надежды крестьянства были, конечно, обмануты. Таков удел всех крестьянских восстаний, даже удачных, если они происходят под руководством эксплоататорских классов. Нечего и говорить, что иранские феодалы и дехканы, добившиеся теперь привилегированного положения при дворе, отнюдь не сочувствовали стремлениям крестьян к освобождению. Феодалам нужны были командные высоты и много денег, т. е. усиление налогового пресса, усиление эксплоатации крестьян. И интересы купечества Савада находились в противоречии с интересами крестьян. Для него важен был рост роскоши у знати и при дворе халифов, перенесших в угоду ей свою резиденцию в ново-отстроенную столицу на берегу Тигра, в Багдад. Для нее важен был рост потребления ценных заморских товаров — основы ее торговой деятельности, — а потребители таких товаров могли быть только в городах. Крестьяне же жили своим натуральным хозяйством, ни пряностей, ни шелков не покупали. Для буржуазии важно было снижение цен на продукты сельского хозяйства, удешевление рабочих рук, занятых в производстве ценных товаров, которыми славились ремесленники многих городов Ирана, и потому она добивалась усиленного выкачивания из селений сельскохозяйственной продукции в натуре.

В Багдаде и других городах Савада, где сосредоточивались громадные богатства, существовал, естественно, громадный спрос на все товары, в том числе и на зерновые продукты, почему и цены на них были чрезвычайно раздуты спекуляцией. И халиф Мансур отменил в Саваде и других местностях взимание хараджа с зерновых хлебов деньгами. Денежные сборы были оставлены только для пальмовых насаждений, виноградников и других ценных культур. Была установлена повсеместно система мокасама(пропорционального деления), по которой крестьяне отдавали половину урожая, если после орошалось только дождем, и четверть или треть, если применялось искусственное орошение. Применение этой системы создало большой приток зерновых продуктов в города, и цена на хлеб упала.

Кое-какие затраты на ирригацию правительство сделало, но именно в Саваде, где было больше всего ценных культур и пальмовых насаждений. Впрочем, уже при преемнике Мансура, халифе Махди, система мокасама была распространена и на ценные культуры.

Налоговый пресс был насколько возможно усилен, и доход центрального правительства, достигавший при Оммайядах едва 300 миллионов дирхем (столько же франков = 112 миллионам руб. золотом), поднялся до 400 миллионов (150 миллионов руб. золотом).

Непосильное бремя налогов, бесправие, угнетение и вымогательство агентов власти создавало для крестьян чрезвычайно тяжелые условия, но вместе с тем масса крестьянства покорно переносила свою тяжкую долю, попрежнему мечтая о свободе и земле, о грядущем пришествии Ширвина. Были, однако, среди крестьян и люди более активные, которые не довольствовались мечтаниями — отказывались гнуть спину перед господами. Они бросали землю и уходили в горы, поднимали бунты против власть имущих и богатых, нападали на купеческие караваны, отбивали скот у помещиков, убивали арабских агентов. Эти непокорные пользовались глубокими симпатиями односельчан, которые им помогали, укрывали их от преследования властей, доставляли им, в случае надобности, с'естные припасы.

Такое повстанчество особенно усилилось при первых Аббасидах в гористых местностях Азербайджана и Джебаля, где легко было укрыться от преследования в непроходимых ущельях и густых лесах. Повстанцы вели, в сущности, настоящую партизанскую войну с правительством халифов, но не было еще организующей силы, которая могла бы об'единить их разрозненные действия.

По мере развития борьба эта приобретала постепенно и свою идеологию.

Еще не заглохли в крестьянстве предания о проповеди Маздака, об его учении, о возвращении земли тем, кто ее обрабатывает своим трудом, об освобождении женщин из гаремного затворничества. Все шире и шире развивается среди крестьянства северного Ирана учение хуремитов по своим социальным стремлениям близкое к маздакизму.