Это был Алексей Тыжденко. Он рассказал, как подружился с Артыком и как вел себя Артык, в ашхабадской тюрьме. Тогда Иван Тимофеевич сообщил, что Артыка он хорошо знает, что после освобождения из тюрьмы Артык заходил к нему домой, а теперь, по всей вероятности, находится в своем ауле, в сорока верстах от Теджена.

Они разговорились, Тыжденко начал рассказывать о положении в Ашхабаде, и по его словам выходило, что ашхабадские рабочие и солдаты гарнизона недовольны политикой Временного правительства. Правда, генерал Калмаков отстранен от должности, но на его место уселся граф Доррер, и вся разница между ним и генералом только в том, что он называется комиссаром Закаспийской области. В областном управлении по-прежнему сидят чиновники да попы, а туркмен там совсем нет. Ашхабадский совет рабочих депутатов, на заседаниях которого удалось побывать Тыжденко, состоит в большинстве не из рабочих, а из интеллигентов, служащих. Тон в совете задают эсеры и меньшевики. Они произносят красивые речи о революции, распинаются за крестьян и рабочих, да что-то не видно, чтобы власти прислушивались к ним и стремились облегчить положение народа.

Для Чернышева во всех этих сообщениях не было ничего нового, но его удивили и обрадовали рассуждения молодого солдата, который очень неплохо разбирался в вопросах политики. Он хотел спросить милиционера, не большевик ли он. В это время раздались дружные выкрики рабочих: «Чернышов!.. Чернышов!..» Оказывается, кто-то уже открыл собрание и предложил называть кандидатов в президиум.

Беседу пришлось прервать. Иван Тимофеевич пожал руку Тыжденко и заторопился к столу президиума.

Первым выступил представитель Ашхабадского совета. Крикливо и долго говорил он о том, что со свержением царя революция в России завершена, что она дала свободу, равенство и братство для всех и что для защиты этих завоеваний надо продолжать до победного конца войну против кайзеровской Германии. Закончил он свою речь призывом оказывать полное доверие и поддержку Временному правительству.

Оратор был эсером. После него взял слово Иван Чернышов, встреченный приветственными хлопками рабочих, теснившихся у забора. С первых же слов Чернышов заявил, что правительство, не желающее закончить войну и облегчить положение трудящихся масс, не получит никакой поддержки со стороны народа. Временное правительство проводит в Туркестане и в Закаспии политику, которая мало чем отличается от той, которую проводило царское правительство. Слуги царя, все эти большие и малые начальники с шашкой и плетью, наместники и губернатора, генералы и полковники, старшины и волостные, проводили в Туркестане колонизаторскую политику. В интересах русских капиталистов и местных баев они творили дикий произвол и насилия, держали народ в темноте, обирали его всевозможными налогами и поборами, обрекали на голод и нищету. И они же зверски расправлялись с народом, когда он, доведенный до отчаяния, стихийно поднимался с оружием в руках против жестокой политики, как это было во время прошлогоднего набора дейхан на тыловые работы. Горячо и страстно разоблачал Чернышов преступления царизма, широко и смело ставил освободительные задачи русской революции для угнетенных народов Туркестана и закончил свою речь резким, угрожающим выводом: если Временное правительство не кончит затеянной капиталистами и ненужной народу войны, которая уже обошлась в миллионы человеческих жизней, если не наделит крестьян землей, не улучшит положения рабочих, то его ждет такая же участь, какая постигла царское правительство: Народ возьмет власть в свои руки и станет хозяином своей судьбы.

Хуммету и Ходжамураду стало от этой речи не по себе, и они трусливо съежились, пряча лица под своими огромными папахами. Им начинало уже казаться, что вот сейчас их схватят за шиворот и объявят преступниками. Бабахан, ни слова не понимавший по-русски, слушал рабочего-железнодорожника с безразличным видом, а хромой писарь хотя и был возмущен речью Чернышева, но старался успокоить себя. «Царь ли, Совет ли — для меня все равно. Лишь бы мое слово имело силу. Тогда — я сам царь, — подумал он и попросил слова.

— Что это мы слышим? — скривив рот, заговорил он. — Разбойников, которые в прошлом году напали на город, восславляют, а людей, которые его защищали, объявляют преступниками! Выходит, виновен полковник, виновен волостной, виновен, может быть, я, а не Эзиз Чапык и его бандиты — так, что ли? Это — болтовня. Никакое правительство не позволит, чтобы на него нападали. Хоть и нет царя, страна не без хозяина — есть Временное правительство. У Временного правительства хватит сил, чтобы заставить замолчать тех, кто вот так болтает. Я прошу гражданина представителя областного совета обратить особое внимание на мои слова.

Несмотря на то, что рабочие голосовали дружно и сплоченно, им удалось провести в городской совет только одного Чернышева. Зато Куллыхан увидел на собрании немало своих старых знакомых, — они выдвинули его кандидатуру, и он тоже был избран в совет.

Бабахан поднял руку за Куллыхана, но так ничего и не понял из того, что происходило на собрании, и на обратном пути рассуждал про себя: «Что это за депутаты — ума не приложу. Неужели они будут управлять уездом? А что будет делать подполковник Антонов? Когда были только начальник да его помощник — и то каждый тянул к себе. Что же получится, если управлять будут десятки людей и каждый потянет в свою сторону? А если и до аула дойдет эта неразбериха? Если и там будут вот такие ж депутаты?» Он так и не мог выбраться из этой путаницы и обратился к волостному:

— Ходжамурад-хан, я что-то ничего не понял в этих депутатах.

— Арчин-хан, и моя голова плохо в этом разбирается.

— Что же будет делать новый баяр Антонов?

Волостные не откликнулись. Ковылявший впереди писарь приостановился и сказал:

— Что станет делать? Будет сидеть на своем месте, а управлять уездом будем мы, депутаты совета...

— Ах, мирза-баши, и ты, я вижу, понимаешь не больше нашего. Что ж, если не умрем, сама жизнь покажет, — нашелся волостной Хуммет.

Невестка-фаланга, о которой Гандым со смехом рассказывал Артыку, появилась в доме Халназара недавно. Перед тем как посватать ее, Халназар долго раздумывал и пришел к выводу, что в своем ауле никто не согласится выдать девушку за вдовца, опозоренного вдобавок бегством невесты. Тогда он решил сватать в других аулах. Расспрашивал проезжих, советовался с друзьями. Многие с похвалой отзывались о девушках из рода ангатов, живших в западном крае Теджена.

— У ангатов, — говорили Халназару, — самые лучшие девушки. Ангатки умны, рассудительны, характера уважительного, а уж о красоте и говорить нечего! При раздаче красоты они получили двойную долю...