Баллы, стоявший позади Ашира, наклонился над ним и сжал кулак:

— Попробуй только шагнуть к пшенице своею кривою ногой! Буду считать, что ты украл.

Усатый дейханин, поднявшись на колени, вступился за Ашира:

— Если не дадут отчета народу, он вправе взять свою долю из той пшеницы. Да, вправе!

— Вот верное слово! — сразу откликнулось несколько голосов.

Ашир, не обращая внимания на растерянное бормотанье Покги, повысил голос:

— Покги-мираб, ты достаточно морочил нам голову россказнями о Гюльджамал-хан! Теперь здесь находятся люди власти — и волостной и старшина. Они тоже подтвердят, что наше требование законно. Мы требуем: дайте отчет в их присутствии!

Ходжамурад приехал повеселиться на байской свадьбе, и вот едва он появился, как поднялся шум. Он призадумался. Слова дейхан были справедливы. Собирать дань для Гюльджамал-хан никто не имел права. Если поступать по закону, зерно, собранное Халназар-баем, надо отобрать и раздать дейханам, а самого бая отдать под суд. Но как можно предать суду Халназар-бая? Ведь он — его правая рука в ауле. Да к тому же он дружен с самим Артыном-ходжайном, с главным толмачом уездного управления, и сам полковник дружественно к нему расположен. Как мбжно его опозорить?..

Пока дейхане шумели, переругиваясь с баями и мирабами, волостной думал, как выйти из положения. Затем он заговорил, обращаясь ко всем:

— Народ! Сколько раз предупреждал вас господин полковник: «Не давайте денег Гюльджамал-хан, деньги ваши пропадут!» Сколько раз твердил и я вам об этом!

Старшину просил предупредить, чтобы не делали этого. Ну вот, вы все-таки не послушались, теперь ваши деньги пропали. Его превосходительство генерал Куропаткин не дал разрешения Гюльджамал-хан на поездку к белому царю, — она съездила в Ташкент и вернулась обратно. Теперь пеняйте на себя, в этом ваша собственная вина. Ашир прервал волостного:

— Почему же это наша вина?

Поднялся шум и крики со всех сторон:

— Это вина мирабов!

— Это вина тех, кто совершает тайные сделки за нашей спиной!

— Вина тех, кто взял деньги и отвез!

— Виноват во всем Покги Вала!

Гневные окрики Халназара, вопли Покги, размахивавшего руками и пытавшегося что-то сказать, не могли унять бурю негодования. Дейхан охватила ярость, и они плотной толпой обступили почетных гостей бая. Бабахан приподнялся и, сверкнув черными глазами, грозно прикрикнул. Волостной поднял руку и, когда шум несколько стих, продолжал:

— Люди! Мы приехали сюда не для того, чтобы разрешать ваши споры. Сейчас мы только гости Халназар-бая. Пусть окончится той, пусть те, на кого пал жребий, уедут на тыловые работы, а там мы займемся вашей тяжбой. Сейчас важнее набора тыловых нет ничего. Пока не покончим с этим делом, не будет никаких разговоров, никакого разбора, никакой канцелярии!

Черкез запротестовал:

— Значит, пусть уйдут наши люди, а денежки пропали? Нет, мы так не можем! Пусть заплатит тот, кто растратил наши деньги! Волостной-ага, ты принимай сейчас нашу жалобу! Решай по закону!

Старшина с пеной у рта набросился на дейхан:

— Я всегда говорил, что народ моего арчинства — самый мирный, самый дружный, а вы... Вы опозорили меня перед лицом господина волостного. Это что за разговоры! Что за шум! Разве такие мелкие тяжбы я сам не смогу разрешить? Вы напрасно волнуете господина волостного. Вам нужна пшеница? Вы голодны? Не только эту пшеницу — Халназар-бай еще прикупит и вам раздаст. Разве вы не знаете его щедрости, не помните, что он взял эту пшеницу, только, чтобы выручить народ?

Так-то вы благодарите его! Это не про вас ли сказано: «Накормившему — плевок в бороду!» Опомнитесь! Постыдитесь хотя бы гостей господина бая!

Усатый дейханин хотел что-то ответить старшине, Ашир привстал, Черкез поднял руку, но волостной, нахмурив брови, раздраженно бросил:

— Разговор окончен! Спорить будете в управлении, после отправки людей на тыловые работы. Если кто не подчинится и снова поднимет голос, — пойдет впереди есаула!

Ашир не побоялся бы угрозы, но ради Артыка, ради того, чтобы помочь другу в трудном и опасном деле, он прикусил язык.

Споры прекратились. Люди стали понемногу расходиться. Волостной и старшина угрюмо потягивали зеленый чай из пиал. Муэдзин прокричал призыв к предзакатной молитве.

Оставив позади халназаровский ряд кибиток, Ашир быстро шагал по пыльной дороге к своему шалашу. Встречный ветер раздувал завитки его папахи. Чем ближе он подходил к бахче, тем сильнее бил в лицо запах дынь и арбузов. Когда он дошел до шалаша, солнце уже закатилось.

Артыка он застал в глубокой задумчивости. На коленях у него была дыня, в руке нож, но он сидел неподвижно. Его угнетала мысль об опасности, которой он подвергал Айну. «Может быть, сегодня для нее зашло последнее солнце...» — мелькнуло у него, и он прижал ножик ко лбу. В этот момент подошел Ашир. Заметив его, Артык бросил нож в кожуру и тяжело вздохнул.