Шрифт:
Губы Эвелин тронула слабая улыбка.
— Так оно и есть. Сказать по правде, в последнее время я чувствую себя… не то чтобы больной, но… но в общем… ужасно уставшей. И я попросила доктора Андервуда сделать дополнительные анализы. — Незаметно для себя Эвелин крепче вцепилась в ручки кресла. Встретив взгляд Рурка, она глубоко вздохнула. — Он обнаружил у меня острую миелобластомную лейкемию.
— О черт!
Спохватившись, что шепотом выругался, Рурк вздрогнул. Несколько секунд не отрываясь он смотрел на Эвелин. Она не отводила взгляда, красивое лицо было спокойно, как у мраморной статуи.
Ее самообладание испугало его. Придя в себя, он вскочил с дивана, и прежде чем Эвелин успела возразить или уклониться, схватил ее за руки, рывком поднял из кресла и привлек к себе.
Она напряглась, инстинктивно противясь столь явному проявлению чувств, но Рурк делал вид, будто не замечает этого.
— Боже мой! Эвелин, мне очень жаль. Очень. Если тебе хочется плакать — давай. Или кричи, ругайся. Колоти меня кулаками. Я выдержу. Черт побери! Не обращай на меня внимания. Ты имеешь на это право. Имеешь право на все.
— Со мной все в порядке, Рурк. Поверь.
Наплевать на все, думал он, крепко стискивая ее плечи, когда она попыталась вырваться. Эвелин горда, но сейчас не тот момент, чтобы сохранять выдержку.
Прошло несколько секунд, Эвелин застонала, словно сдаваясь, и припала к груди Рурка. Она вцепилась в лацканы пиджака, уткнулась лицом в широкую сильную грудь и тихо, почти беззвучно заплакала. Рурк чувствовал, как содрогается ее тело, гладил рукой по хрупкой спине и угрюмо молчал.
Рурк мог бы рискнуть очередной премией и поставить на то, что она плачет впервые с тех пор, как узнала о болезни. И ни минуты не сомневался — это ее последние слезы. Смесь чувств — поклонение, гнев, восхищение — охватили его. Какой неукротимой силой воли обладает эта маленькая, хрупкая, всегда элегантная женщина!
Наконец успокоившись, Эвелин отступила от Рурка, и он протянул ей платок из своего нагрудного кармана.
— Спасибо. — Она шмыгнула носом, поморщилась и промокнула глаза. — Мне это было просто необходимо.
— И каков прогноз доктора Андервуда? — тихо спросил Рурк. — Этот тип лейкемии излечим? И как его лечат?
Эвелин вытерла слезы, вернула Рурку платок, пробормотав слова благодарности. Затянув потуже пояс на халате, она повернулась к окну.
Даже сейчас она выглядела полным совершенством. Волосы красного дерева обрамляли классически красивое лицо, серебро на висках подчеркивало высокие скулы и гипнотический взгляд… Конечно, глаза немного покраснели от слез и на фарфорово-гладком лице проступили едва заметные морщинки, но это ничуть не портило Эвелин.
— Ты же знаешь этих докторов, от них никогда не добьешься прямого ответа. Он собирается немедленно начать переливание крови, давать противораковые лекарства. Ну и антибиотики — из-за высокого риска инфекции. Этот тип рака очень опасен, но доктор надеется на ремиссию. Если нет… — она сделала неопределенный жест рукой.
Рурк не отводил взгляда от напряженных плеч Эвелин, ее тонкого профиля.
— Я могу что-то сделать для тебя?
Она ответила не сразу. Потом вздернула подбородок — это бессознательное движение Рурк видел тысячи раз, и сейчас у него сдавило сердце.
Расправив плечи, Эвелин отвернулась от окна.
— Да. Ты можешь забрать меня отсюда. А пока будешь возиться с бумагами, я соберу вещи.
Она направилась в спальню. Рурк пошел следом.
— Ты хочешь уехать? А лечение? Разве ты не должна здесь остаться?
— Не сомневаюсь, доктор Андервуд предпочел бы видеть меня здесь, но боюсь, ему придется согласиться лечить меня амбулаторно. По крайней мере вначале.
Она вынула из стенного шкафа чемодан от Гуччи и раскрыла на кровати.
— Эвелин…
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу здесь оставаться. Если пресса пронюхает о моем здоровье, все акулы начнут ходить вокруг меня кругами. — Укладывая ночные рубашки, Эвелин отвернулась, бросив на Рурка ироничный взгляд. — И те, которые в семье, и те, что за порогом дома.
— Но…
— Рурк, пожалуйста, не спорь со мной. Я обещаю тебе, что сделаю все возможное, чтобы справиться со всем этим. Поверь, я не хочу умирать, но если этому суждено случиться, мне надо кое-что предпринять ради спасения своего дела. Я трудилась двадцать семь лет и создавала компанию не для того, чтобы позволить разрушить ее жадным родственникам.
Рурк хотел возразить, она видела по его глазам, но, поколебавшись, он сжал губы и кивнул:
— Хорошо, я займусь бумагами.
Когда он ушел, Эвелин прижала к груди пижаму и закрыла глаза. Должен же быть выход. И должен быть кто-то, способный занять ее место и не подпустить волков!
Должен быть.
Рурк направился к лифтам. В голове вертелось — лейкемия. Боже мой! Она может умереть!
Невероятно. Невозможно. Эвелин Делакорт-Кэтчем, основательница «Эв косметикс», обладательница контрольного пакета акций, президент фирмы, еще вчера полная жизни.