— О, это дьявол во плоти, — пояснил Маркус. — Его зовут Лоубой [7] — странное имя для лошади, не правда ли? Чертовски упрям, но, Господи, до чего же красив!

Конь, будто поняв, что речь идет о нем, бочком-бочком приблизился к ограде. Взглянув на Викки, он поднял хвост и заржал.

— Он что, сахар выпрашивает? — спросила Викки, развеселившись от такого приветствия.

— Вы его заинтересовали. Может быть, дело в ваших рыжих волосах?

— Лошади не различают цвета — по крайней мере, я об этом читала.

— Может быть. Откуда нам знать? Но вы ему понравились.

Викки протянула вперед руку, и мужчина предостерегающе крикнул:

— Осторожнее! Он вас укусит!

Но лошадь лишь фыркнула, обнюхав маленькую ладошку Викки. Викки дала лошади ткнуться носом в свои пальцы, а затем почесала лошадь за ухом. Лоубой раздул ноздри, закатил глаза и застучал копытом о землю.

— Вы очаровали этого чертяку. Готов поклясться, что он предлагает вам прокатиться.

— Серьезно? Я бы с удовольствием…

— Нет-нет! Не поддавайтесь обманчивому впечатлению. Это очень опасно. Мне — и то не всегда удается совладать с ним.

Викки хотела было заметить, что всю жизнь ездила верхом на норовистых лошадях, но сочла за лучшее промолчать. Она осталась смотреть, как Маркус отрабатывает с лошадьми трюки, раздумывая над тем, стоит ли объявить во всеуслышание, что она победитель самых престижных соревнований по конным видам спорта. В конце концов, подумала она, никто не запрещает мне приходить сюда — взглянуть на лошадей, дать какой-нибудь из них яблоко (какой именно, она уже знала).

С этого времени она каждую свободную минуту прибегала к загону и нередко задерживалась надолго. Мальчишки с конюшни, в большинстве своем еще моложе, чем Викки, привыкли к ее беседам с красавцем-скакуном и часто оставляли ее наедине с лошадью. Разумеется, после каждого такого визита она хорошенько мыла руки и лицо из пожарного крана. Хотя Джим не спрашивал о причинах ее отсутствия, она предпочитала лишний раз перестраховаться. Джим вообще почти не говорил с ней. Он, казалось, впал в глухую апатию, часто пропадал на целую ночь и на заре являлся без всяких объяснений. Викки подозревала, что он проводил время с другими женщинами, и в душе надеялась, что такое положение сохранится до того момента, когда она сможет уйти отсюда.

К счастью, Джим не проявлял к ней прежнего сексуального интереса. Правда, иногда она ловила на себе его мрачный взгляд, но с тех пор, как она покинула его постель, он не приставал к ней с ухаживаниями. Впрочем, если бы и пристал, она бы ему отказала, а если бы он продолжал проявлять настойчивость — собрала бы вещи и ушла куда глаза глядят. Пока этого не происходило, она еще могла как-то мириться со своим положением.

Она продолжала свои посиделки у Нэнси, всякий раз получая от них большое удовольствие. Изредка приходили другие женщины, и Викки старалась держаться с ними по-дружески. Разговоры крутились преимущественно вокруг погоды, темы крайне важной для всякого, причастного к цирковому бизнесу, и окрестных магазинов — где да что можно купить подешевле. Еще одной нескончаемой темой было рождение детей, распад тех или иных пар, появление новых артистов и уход старых.

Того, что в мире за пределами их городка жизнь стремительно менялась: кончилась война в Европе, из нацистских концлагерей освобождались узники, которые рассказывали леденящие душу ужасы о зверствах палачей; в Китае бушевала гражданская война, а Филиппины провозгласили свою независимость — для них как бы не существовало. Значение имели лишь сокращение норм на сахар и бензин и инфляция, съедавшая их и без того скудные заработки. «А чему тут удивляться? — подумала Викки. — Взять хотя бы деда: разве хоть раз во время своих политических спичей за обеденным столом он помянул о горестях униженных и оскорбленных?»

В последние, особенно жаркие дни лета они двигались по Пенсильвании. Стенки фургона за день раскалялись, создавая внутри атмосферу парилки, но Викки ухитрялась поддерживать идеальный порядок, по первому требованию кормила Джима, не покладая рук ухаживала за собаками.

Они только что завершили четырехдневные гастроли в Харрисберге, народ валил валом, мистер Сэм сиял как начищенный доллар, и Викки, не устояв перед искушением, прокатилась на Лоубое.

День был нерабочий, вдвойне желанный после затяжной серии сплошных выступлений. Викки пробралась к загону чуть свет, еще до того, как Джим проснулся. Никого поблизости не оказалось, и она перелезла через ограду.

Лоубой покосился на нее, запрядал ушами, но когда она позвала его по имени, подошел и ткнулся носом в ладонь. Викки дала ему кусочек сахару и огляделась. Никого и ничего… но этого, впрочем, и следовало ожидать. Молодежь из обслуги вечером отметила перерыв в гастролях походом по местным барам и сейчас спала без задних ног, пользуясь преимуществом выходного дня.

Викки жадно поглядела на лоснящийся хребет лошади и, услышав ободряющее ржание Лоубоя, не выдержала — в мгновение ока очутилась на его спине.