Николай велел подать счет.

— Сколько взяли? — полюбопытствовал Вася.

— Пятнадцать рублей!

Вася только покачал головой. Удивилась и Леночка.

— Ну, стоит ли говорить? Мы праздновали помолвку!

Все вышли на улицу. Вася простился и пошел домой. Николай с Леной тихо пошли по Невскому.

— Какой славный этот Вася! — проговорила наконец Леночка.

— Сгубит себя он без толку!

— Ты думаешь?

— Разве не видишь? А знакомства-то его?

— Какие же знакомства?

— Да все такие же донкихоты, как и он сам. Жаль его будет! А ведь упрямый какой: его не убедишь!.. Я было спорил, да бросил!

— Он искренно верит в то, что говорит. Это такая редкость!

— То-то очень уж слепо верит!

— Да разве это худо?

— Надо принимать в соображение обстоятельства. И если уж гибнуть, так за что-нибудь! — авторитетным тоном решил Николай.

«Верно, и у Васи на уме есть это „что-нибудь“»! — подумала Леночка, но почему-то не сказала этого вслух.

Был девятый час в исходе. После обеда славно бы пройтись на морозном воздухе. Наши молодые люди тихо шли по Невскому, рука в руку. Леночка как-то затихла под сильным впечатлением всех событий этого дня. О, какой это был счастливый день для нее…

— Знаешь ли, Лена! — воскликнул Николай. — На воздухе так хорошо! Поедем-ка куда-нибудь прокатиться!

— Это будет дорого стоить, Коля!

— Э, вздор… Ты ведь хочешь?

— Я не прочь.

— Так едем!..

Они остановились на углу и наняли лихача. Николай усадил Леночку на узкие санки, обхватил ее за талию и придвинул к себе. Лихач дернул вожжи, и сани быстро понеслись по улицам. Когда выехали за город, лихач припустил лошадь, и она понеслась по гладкой снежной дороге по островам.

— Ведь хорошо, Леночка?

— Славно!

— Тебе не холодно?

— О нет, нисколько.

— Ах ты моя славная! — проговорил Николай, сжимая в своих руках ее горячие, влажные руки. — Какая ты хорошенькая, Леночка!.. Не отворачивайся. Смотри на меня! — шептал Николай, наклоняясь к ней и заглядывая в ее раскрасневшееся на морозе лицо. — Если бы ты видела теперь себя! — повторял он, любуясь Леночкой. — Ну, поцелуй же меня.

Он прильнул к ее влажным устам. Ему хотелось целовать ее без конца.

Сани мчались стрелой. Лихач, предчувствуя хорошую прибавку, не жалел лошади. Леночка склонила голову на плечо Николая и, замирая от счастия, с полузакрытыми глазами, слушала нежные, страстные речи Николая. Он говорил ей о любви, он шептал ей о счастье и все крепче и крепче сжимал ее своей рукой.

— Ты озябла!.. Напьемся чаю… Заедем куда-нибудь. Хочешь?

— Куда хочешь! — прошептала Леночка.

Через несколько минут сани остановились у ресторана. Веселые и иззябшие прошли наши молодые люди в отдельную комнату и приказали подать чай. Николай снял с Леночки шубку и теплую шапочку и согревал ее алые щеки горячими поцелуями.

Когда они вернулись в город и Николай довел Леночку до дверей квартиры, Леночка проговорила:

— До завтра?

— До завтра!

— О милый мой! — еще раз шепнула она, обнимая его…

Под радостными впечатлениями этого дня, она засыпала счастливая, улыбающаяся, с именем своего любимого на устах.

«Хорошо жить на свете, ах, как хорошо!»

Не без некоторого волнения Николай на следующий день входил в небольшой кабинет Платонова, уставленный шкафами и полками с книгами; кабинет был очень скромный; мебель была старенькая и потертая. Сам хозяин, в стареньком сером пиджаке, сидел за большим письменным столом, заваленным корректурами, рукописями и книгами. Его большая голова с темными седеющими волосами склонилась над работой. Он внимательно читал рукопись, помахивая в руке большим карандашом.

— Добро пожаловать! — приветливо произнес Платонов, подымая свои большие, темные, глубоко сидящие глаза, блестевшие резким блеском из-под очков. — Садитесь-ка, Николай Иванович, побеседуем!

Он протянул Николаю руку, отодвинул от себя рукопись и стал отыскивать на столе рукопись Николая.

«Неужели не принята?» — мелькнула мысль в голове автора.

— А, вот она! — проговорил Платонов, доставая толстую тетрадь и кладя ее перед собой. — Я внимательно прочел, Николай Иванович, вашу статью…