Шрифт:
Когда моя нога опустилась на вторую ступень, дом содрогнулся. Свечи в древнем канделябре качнулись надо мной, забрызгав воском лицо. Я пригнул голову и отступил назад. Внезапно лестница выгнулась под моими ногами и с щелчком отбросила меня в холл. Я упал на ягодицы и заскользил по полированному полу в направлении прихожей. Рис и тетя Дель отскочили в стороны, но я сбил с ног малышку Райан — прямо как шар, сносивший кегли на дорожке в боулинге.
Поднявшись с пола, я сердито крикнул:
— Лена Дачанис! Если ты еще раз выбьешь лестницу из-под моих ног, я отправлю жалобу в дисциплинарную комиссию.
Я снова поднялся на две ступени. Ничего не случилось.
— Мне придется позвонить мистеру Холлингсворту и лично подтвердить, что ты являешься опасной лунатичкой.
Перескакивая через две ступени, я добрался до первой площадки.
— Потому что если ты сбросишь меня вниз, то именно такой и будешь. Лена, ты слышишь меня?
В моем уме что-то щелкнуло, и раздался ее голос:
«Ты ничего не понимаешь».
«Я знаю, тебе страшно, милая. Но, закрывшись в своей комнате, ты не улучшишь ситуацию».
«Уходи!»
«Нет».
«Я говорю серьезно, Итан. Уходи. С тобой может случиться беда».
«Я не могу».
Я встал у порога ее комнаты и прижался щекой к прохладной двери. Мне хотелось быть рядом с ней, так чтобы еще раз пережить приближение сердечного приступа. Но пока она подпустила меня лишь к порогу комнаты. И приходилось довольствоваться только этим.
«Итан, ты здесь?»
«Да».
«Мне страшно».
«Я знаю, Лена».
«Я не хочу, чтобы ты пострадал».
«И я не хочу».
«Итан, мне так больно разлучаться с тобой».
«Тогда не покидай меня».
«А что случится, если я уйду?»
«Я буду ждать тебя».
«Даже если меня заберет Тьма?»
«Даже если ты станешь чернильно-темной».
Она открыла дверь и затащила меня в комнату. Звучала музыка. Я узнал эту песню. В ней чувствовался гнев. Хард-рок. Тяжелый металл. Но слова были теми же.
Шестнадцать лун, шестнадцать лет, Шестнадцать неразвеянных тревог, Шестнадцать снов, и плач в ответ Чрез годы, словно верный пес у ног.Наверное, она плакала всю ночь. Скорее всего, так оно и было. Когда я прикоснулся к ее щеке, там все еще оставались полоски от слез. Я сжал ее лицо в ладонях, и мы начали молча раскачиваться в такт мелодии.
Шестнадцать лун, шестнадцать лет. От перекатов грома глохнут уши. Шестнадцать миль осталось до нее. Шестнадцать страхов мучат души.Через ее плечо я увидел, что комната в руинах. Штукатурка потрескалась и отвалилась от стен. Раскрытые дверцы шкафа болтались на полусорванных петлях. Вещи валялись на полу, как будто их разбросал торопившийся вор. Оконные стекла были разбиты. Без них узкие рамы с металлическим каркасом выглядели как тюремные решетки древнего замка. И пока музыка оплетала нас невидимыми лентами, несчастная заключенная прижималась ко мне и не сводила с меня зеленых глаз.
А песня продолжалась:
Шестнадцать лун, шестнадцать лет, Шестнадцать раз искать ответ. Шестнадцать близких встанут в круг, Шестнадцать ран, спасет лишь друг.Когда я был здесь в прошлый раз, надписи, выражавшие сокровенные мысли хозяйки, покрывали только потолок. Теперь же все открытые поверхности были исписаны знакомым почерком. У самого потолка шла строка: Одиночество — это попытка удержать любимого, когда ты знаешь, что удержать его невозможно.Стены гласили: Даже потерявшись во тьме, мое сердце найдет тебя.На каркасе двери виднелась надпись: Душа умирает и тоскует о руках того, кто заботится о ней.На зеркалах чернели строки: Если бы я могла найти безопасное убежище, то уже сегодня была бы там.Даже боковые стенки шкафа пестрели фразами: Самый темный свет дня найдем меня здесь — ту, которая ждет и за которой всегда наблюдают.Последняя надпись словно подводила итог ее размышлениям: Разве можно убежать от самой себя?В этих строках отражались ее тяжелые раздумья. Я слышал их и в песне.
Шестнадцать лун, шестнадцать лет. Светило скоро даст ответ. Страницы Тьмы заговорят, Сумеешь ли проклятье снять...Затем электрогитара зазвучала медленнее, и я услышал новый куплет, завершавший песню. Наконец хотя бы что-то обрело финал. Слушая слова, я пытался выбросить из головы воспоминания о своих кошмарных снах, в которых грязная земля и пожар сменялись водой и сильным ветром.