Таким образом, английский служащий работает 16,5 часов в неделю, исключая праздничные дни. Понятно, что англичане гордятся тем, что создали столь гуманные правила работы. Они убеждены также, что под руководством профсоюзов смогут добиться нового, еще более гуманного порядка, и они готовы — как всегда, под чьим-либо руководством — в интересах социального прогресса идти даже на такие жертвы, как банкротство своего предприятия или девальвация фунта. Организованный английский рабочий, как никто другой, не будет ни колебаться, ни отступать. А если положение будет и дальше ухудшаться, то он не дрогнет перед тем, чтобы провести всеобщую забастовку.

Боже, храни королеву!

Чтобы продемонстрировать читателю конкретный случай британской благовоспитанности, опишу свое следующее посещение Англии — или, лучше сказать, мое прощание после успешного посещения Министерства по налаживанию и укреплению культурных связей, или что-то в этом духе.

Начальник соответствующего бюро, некто мистер Макфарланд, тепло приветствовал меня, и угощал (чаем, если не ошибаюсь), и проводил меня до высокой сводчатой двери кабинета, отделанного темной сосной, родословная которого восходила к 1693 году.

Когда мы достигли двери, мы оба остановились на одном расстоянии от нее.

— Милости прошу, — сказал м-р Макфарланд. — После вас, сэр.

И он сделал соответствующий знак рукой. К этому моменту я находился на английской земле уже два дня и был более-менее посвящен в таинства межличностных отношений цивилизованных народов.

— О, прошу вас, м-р Макфарланд, — я остался на месте. — Только после вас.

— Вы мой гость, сэр. Я тут у себя дома.

— Опыт дороже красоты, — отшутился я. — Только после вас.

Этот столь многообразный диалог продолжался несколько минут. Я очень торопился, но мне не хотелось обижать чувства м-ра Макфарланда. Во-первых, он был англичанином, во-вторых, он действительно был старше меня.

— Прошу вас, м-р Макфарланд, — сказал я и легонько подтолкнул его, чтобы побудить к реализации своего преимущества.

— Ни в коем случае, — ответил м-р Макфарланд, схватил мою руку и вывернул ее привычным приемом дзюдо в сторону двери. — Не смущайте меня.

— Но вы же старше, — упорствовал я, пытаясь свободной рукой провести ему ответный удушающий прием и подтащить к двери. — Только после вас, м-р Макфарланд.

— Нет… Нет… Это же… мое бюро. — М-р Макфарланд стал понемногу задыхаться, поскольку мой захват серьезно затруднял ему дыхание.

Я уже видел себя победителем. Внезапно он подставил мне подножку, так что я зашатался. Но быстро ухватившись за висящий на стене гобелен я восстановил равновесие и уберег себя от потери активности:

— Я настаиваю, м-р Макфарланд. После вас.

Мой левый рукав за время этого обмена любезностями превратился в лохмотья, а брюки м-ра Макфарланда лопнули в нескольких местах. Какое-то время мы еще стояли друг против друга, тяжело дыша и не в силах успокоиться. Затем м-р Макфарланд неожиданно сделал ловкий прыжок и попытался ударить меня в живот. Я отскочил в сторону и он ударился о шкаф с документами.

— После вас, сэр! — он поднялся с пеной у рта, схватил кресло и поднял его в воздух.

— После вас, м-р Макфарланд! — я наклонился, не упуская его из глаз и схватил каминную кочергу.

Кресло взлетело над моей головой. Большой портрет Уинстона Черчилля в стекле и раме, висевший на стене, разлетелся в куски. Я тоже показал себя не очень-то метким: полет моей кочерги имел своим следствием только то, что погас свет.

— После вас, сэр, — услышал я в наступившей темноте м-ра Макфарланда. — Я тут у себя дома.

— Но вы старше, — отвечал я и швырнул стол в направлении, откуда слышался голос.

В этот раз я попал. С гортанным вскриком м-р Макфарланд упал на пол. Я пробрался через обломки к нему, взял его безжизненное тело и выкатил его в коридор. Конечно же, я катил его до самого порога перед собой. Я знаю, как полагается поступать вежливому джентльмену.

Лондонские улицы представляют собой весьма любопытное зрелище.

В первые дни нашего пребывания в Англии и мне, и моей жене требовались значительные усилия, чтобы громко не рассмеяться при виде толп молодых, одинаково стриженых англичан, одетых во все черное, с черными котелками на головах, с черными зонтиками в правой руке и с непременной "Таймс" в левой. Это, действительно, было комично. Но через пару дней это зрелище стало привычным и мы даже стыдились наших первоначальных порывов.

Потом, как-то вечером мы пошли в театр. Давали одну английскую комедию. На сцене появился артист вышеописанного вида, каковой, впрочем, был и у большинства зрителей, — после чего в зале вспыхнул такой звонкий, все более и более оглушительный смех, что билетеры начали принимать успокоительные таблетки. Между прочим, в английском театре во время представления можно приобрести всевозможные вещи: пирожные, стейки, подушки, книги, картины, книжки с картинками и даже жидкость для ухода за волосами.