Зайцев пожал плечами:

— Да ведь с банком, сами знаете, сегодня есть деньги, завтра нету.

— В том-то и дело. Но можно б и обойтись. Ну ладно, теперь уж ничего не попишешь. Ты кофе пить будешь?.. А я пойду чайку заварю. Здесь-то какой чай? Бурда.

Вот и весь разговор. Самый обыкновенный, не вызвавший ни у кого подозрений.

Зайцев просидел в буфете до конца перерыва и ровно в два поднялся в бухгалтерию. Устинов за своим столом помечал что-то красным карандашом в бумагах. Рядом с ним дымился стакан крепкого ароматного чая.

Больше в тот день Зайцеву беседовать со своим начальником не пришлось. Через полчаса появился шофер Женя, и Константин Иннокентьевич отправился по делам, захватив старенький портфель.

А на другое утро в бухгалтерию зашли двое сотрудников, чтобы получить деньги на командировки. Елена Степановна достала из сумочки большой ключ с замысловатыми бороздками и привычно вставила его в скважину на сейфе. Стальная дверца отворилась, и все услыхали громкий крик Хохловой:

— Господи, да что ж это! Деньги-то где?

Сейф был пуст.

Первым пришел в себя Устинов. Придерживая двумя пальцами очки, как будто это могло помочь ему лучше разглядеть, он осмотрел сейф и заслонил его рукой:

— Товарищи, прошу никого не прикасаться. И вообще выйти из комнаты. Тут должны быть отпечатки пальцев.

В сейфе не осталось ни рубля. Лишь немного мелочи сиротливо приютилось в коробочке из-под скрепок. Тридцать шесть копеек, как оказалось, когда приехала милиция. Вместо двадцати восьми тысяч рублей.

— Вот это цирк! — попробовал улыбнуться Зайцев.

…Первое, что спросил Сосновский у Хохловой, был вопрос о печати.

— Елена Степановна, постарайтесь точно вспомнить и ответить определенно, в каком состоянии находилась мастичная печать, когда вы открывали сейф. Была она повреждена или нет?

— Нет, печать была в полном порядке.

Искренность ответа говорила как будто в пользу Хохловой, но зато против нее свидетельствовало все остальное. Деньги похитили из сейфа, не только не взламывая его, но даже не дотрагиваясь до печати на дверце. Нетронутым оказался и замок на входной двери в бухгалтерию.

Выглядело бы это по меньшей мере таинственно, если б не одно «но»… Существовал человек, которому не требовалось никаких специальных приспособлений — ни дрели, ни «гусиной лапы», ни «балерины», — чтобы проникнуть в сейф. Человеком этим была Елена Степановна Хохлова, кассир. Больше того, чтобы похитить деньги, она могла вообще не проникать в сейф.

Открытие это Сосновский сделал случайно. Он разговаривал с Устиновым о Хохловой. Главбух был серьезен, слова подбирал тщательно, но в одном не сомневался:

— Если вы, почтеннейший Борис Михайлович, подозреваете нашу Елену Степановну, то, позвольте заметить, ошибаетесь. Я ее знаю хорошо. На такое она не способна, а в тот день особенно. Приступ у нее был сердечный. Даже заехать за валидолом пришлось.

— Заехать по пути из банка?! — Сосновский не ожидал такой удачи. — Да ведь тут-то она и могла их оставить!

— То есть вы полагаете, что болезнь Елена Степановна симулировала, а поездку домой использовала, чтобы оставить там похищенные деньги? Это никак невозможно!

— Почему?

— Потому что полностью противоречит фактам и логике. Похищено двадцать семь тысяч девятьсот рублей, а в банке товарищ Хохлова получила только тринадцать тысяч. Спрашивается, куда же девались из сейфа остальные четырнадцать тысяч девятьсот десять рублей?

И Устинов поглядел на Сосновского с некоторым торжеством. Между тем его слова проясняли, как казалось Борису, последние, неопределившиеся еще детали хищения. Сосновский знал, что все двадцать семь тысяч не могли поместиться в небольшой сумке, с которой Хохлова ездила в банк. И вот ларчик открылся просто.

Заехав домой и оставив деньги, взятые в банке, Хохлова отправилась в институт и забрала из сейфа остальные, которые свободно вынесла через проходную в той же сумке!

«Наивнейший ты чудак, папаша!» — подумал Борис, поглядывая на подчеркнуто серьезного бухгалтера, а вслух сказал:

— Насчет фактов не беспокойтесь! Они вполне соответствуют логике. А за ваше сообщение спасибо. Оно нам поможет.

— Надеюсь, я не повредил Елене Степановне?

— Что вы! Она же не скрывала свою болезнь.