– Ты кто, ковбой? Новый секьюрити? Откуда?

– Ха, секьюрити! Бери повыше, сестренка! Алекс Керк из Лэнгли, [13] спецагент ЦРУ в отставке, – ответил Каргин и свирепо оскалился. – Киллер!

– Вот еще, киллер! А я – майское дерево!

– Не веришь? – Он похлопал себя по карманам. – Черт, мелочь кончилась… Доллар-другой у тебя найдется? Дай мальчишке, пусть набьет барабан, и я пристрелю вас обоих.

Девица хихикнула и повела игриво плечами и бедрами, показывая: одежка, мол, такая тесная, что негде доллар спрятать. Потом спросила:

– А нанял тебя кто?

– Мистер Ченнинг. Чтобы пришить мистера Мэлори.

– Вот это дело, – заметила рыжая, – это давно пора. Когда пришьешь милягу Шона, я сама тебя найму. Выпустишь кишки толстому Ченнингу, э?

– Нет. Я, понимаешь, работаю с близкой дистанции, – пояснил Керк, – а мистер Ченнинг – клиент опасный. В смысле, тяжелый. Если свалится на меня, раздавит.

Рыжая снова захихикала.

– С близкой дистанции, говоришь? С такой? – Она придвинулась поближе, так, что напряженные соски уперлись в грудь Каргину. – А без пистолета ты можешь? Прямо руками?

– Можно и руками, – согласился он, взял ее за талию, приподнял и отодвинул подальше. – Все по усмотрению клиента. Взять тебя хотя бы… Ты как желаешь: чтоб я тебе шею свернул, сердце проткнул или вырвал печенку?

Рыжая вконец развеселилась.

– Лучше проткни! Только начинай снизу. – Уцепившись за локоть Каргина, она потянула его к «Старому Пью». – А ты ничего, ковбой! Как тебя?.. Алекс? Ну, Алекс так Алекс… Весельчак! Люблю весельчаков… Пойдем-ка в бар, отметим знакомство… Угостишь бедную юную леди?

– В другой раз, – пообещал Каргин, шагая рядом и искоса разглядывая рыжеволосую девицу. Леди, может, и бедная, однако не юная, подумалось ему, постарше Кэти лет на пять. Нахальная, из тех, что не краснеют… Однако вполне ничего, ежели в трезвом виде и приличном платье… или вовсе без платья…

Посмотрим сначала, что с Кэти выйдет, решил он и, осторожно выдернув руку из цепкой хватки рыжей, поинтересовался:

– Имя у юной леди есть?

– Мэри-Энн, – пробормотала девушка, покачнулась и привалилась к плечу Каргина, обдавая его запахом виски и горьковатым ароматом духов.

Он поддержал ее под локоток.

– Мэри-Энн? Проще Нэнси…

Рыжая вздрогнула и резко отсторонилась. Возможно, она была не так уж пьяна или протрезвела на мгновенье, но сейчас, когда девушка стояла перед Каргиным, в ее глазах он не заметил ни облачности, ни туманной мглы. Совсем наоборот! Они блестели и сверкали, и казалось, что из них вот-вот с шипеньем вылетят молнии, испепелив его до тла.

– Не проще! – Покачиваясь, она погрозила ему пальцем. – Не проще, ковбой! Запомни: никаких Нэнси! Меня зовут Мэри-Энн!

– А меня – Керк! И никаких ковбоев.

Он повернулся и зашагал к машине.

Смеркалось тут рано, в девятом часу. Добравшись домой, Каргин пошарил в шкафах, нашел спортивный костюм, переоделся и устроился на крыльце, мурлыкая: «Хмуриться не надо, лада, для меня твой смех награда». Допел до конца, потянулся и приступил к изучению соседнего коттеджа. Небеса, усыпанные звездами, располагали к приятным мечтам, в траве верещали и пели цикады, ветер шелестел листвой, рябил воду в бассейне и пах чем-то приятным – жасмином, или розами, или цветущей акацией. Дом за поляной был почти не виден, как и флаг, полоскавшийся на башенке, но вместо флага трепетала в освещенном окне занавеска – будто призывный сигнал, в единый миг заставивший Каргина позабыть о рыжей. На фоне полупрозрачной кремовой занавески скользила тень. Он разглядел стройную фигурку Кэти у большого овального зеркала; руки девушки ритмично двигались вверх-вниз, волосы струились темным облаком, обнимали плечи, шаловливыми змейками ласкались к груди. Временами ветер приподнимал занавеску, и тогда Каргин мог бросить взгляд в глубину комнаты, на столик у дивана, где горела лампа и что-то поблескивало и сверкало – кажется, хрусталь.

Налюбовавшись, он поднялся, прихватил бутылки с шампанским и коньяком, распугивая цикад пересек лужайку и, очутившись под окном, продекламировал:

– Моряк возвратился с моря, охотник вернулся с холмов… [14] Пустят ли его в дом?

– Пустят, – послышался голос Кэти, и занавеска отдернулась. – Должна заметить, солдат, что ты не торопился.

– Зато я принес шампанское, – сказал Каргин и единым махом перескочил через подоконник.

Он не ошибся: на столике у дивана блестели хрустальные бокалы и небольшие стаканчики, замершие на страже при вазе с фруктами. Его несомненно ждали и встретили ласковым взглядом и поощрительной улыбкой. В комнате царил полумрак, в овальном зеркале у окна отражались звезды, лампа под голубым абажуром бросала неяркий свет на лицо Кэти. На ней было что-то воздушное, серебристое, неземное – одна из тех вещиц, какими женщины дразнят и тешат мужское воображение. Впрочем, Каргин не приглядывался к ее наряду, интересуясь больше тем, что находилось под тонкой полупрозрачной тканью.

Однако дело – прежде всего, и он, вытащив паспорт, вручил его Кэти. Она раскрыла красную книжицу.

– Тебе тридцать три? А выглядишь моложе!

– Может быть, – согласился Каргин, открывая шампанское. – Впрочем, тридцать три – хороший возраст. Есть уже что вспомнить, и есть еще время, чтобы об этом забыть.

Например, о Киншасе, подумалось ему, о поле, заваленном трупами, и о том, как бойцы Альянса добивали раненых. Еще – о резне в Кигали и Могадишо, о бойнях в Анголе и Боснии, о югославском позоре, чеченской трагедии, афганских снах…