Солнце лишь выглянуло из-за горизонта, когда Одри медленно открыла глаза. Нужно встать, принять душ и начать готовить завтрак, но как не хочется возвращаться к реальности.

Просыпаться в объятиях Марка, слышать биение его сердца, вдыхать его запах, чувствовать прикосновение его обнаженной кожи было настоящим блаженством для Одри. Прошлую ночь она запомнит навсегда.

Марк зашевелился рядом с ней и поцеловал ее в макушку.

— Я хочу тебя, — прошептал он.

— Но мне нужно встать, чтобы приготовить завтрак.

В этот момент он понял, как прекрасно просыпаться по утрам рядом с ней, чувствуя ее тело рядом с собой. Он мог бы, наверно, целый день провести с ней в постели, даже если его нога будет сильно болеть. Одри провела пальцами по его волосам, потом погладила по спине, и Марку хотелось стать котом, чтобы она всегда так ласкала и гладила его.

— Марк, у тебя болит нога?

Почему она об этом спросила? Неужели вчера ночью он оберегал свою больную ногу и не заметил этого? Или ей жаль его как калеку?

Он совершенно забыл о своей ноге, он помнил только об Одри. Все остальное не имело значения.

Он встал, оделся. Дойдя до двери, оглянулся и посмотрел на Одри.

Она была так прекрасна, ее волосы свободной волной рассыпались по плечам, а простыня подчеркивала ее великолепную грудь.

— Я… Уже поздно. У нас обоих сегодня много работы.

Она улыбнулась, но улыбка вышла печальной.

— Ну, тогда если ты не возражаешь? — она сделал жест рукой, словно выпроваживая его.

Значит, она хочет, чтобы он ушел?

Ему не хотелось так уходить, но он просто не знал, что сказать. Возможно, это была физическая потребность, взаимное притяжение, но ведь она сказала, что любит его…

Марк нервно сглотнул:

— Одри, прошлая ночь была…

— Да, мне тоже было хорошо. Мне нужно принять душ перед завтраком.

— Черт возьми, Одри!

Марк подошел к кровати, взял ее лицо в свои ладони, чтобы она смотрела прямо на него.

— Послушай меня хотя бы одну минуту! Прошлая ночь была просто великолепной, и я… — он взял ее за плечи, притянул к себе и крепко поцеловал. — Увидимся после обеда, — сказал он и направился к двери.

Обернувшись, он увидел, что она смотри на него в недоумении.

У Марка нога болела целый день. Езда на тракторе вряд ли ему поможет, но, как и в случае езды верхом на Метеоре, он сможет что-то доказать самому себе. Мысль об Одри заставляла его сердце биться быстрее. Как хорошо им было вместе! Еще ни одна женщина так не заполняла его мысли. Он улыбнулся, вспомнив ее признание, произнесенное легким шепотом.

Марк не знал, как и когда она стала так важна для него. Одри была упрямой и временами просто надоедливой, но, черт побери, она нравилась ему именной такой!

Он улыбнулся, вспомнив, как она вылила его пиво в раковину. И он оказался ее первым мужчиной! У него перехватило дыхание — он должен был чувствовать себя виноватым из-за того, что лишил ее девственности, но он так себя не чувствовал! Ему нравилось осознавать, что она не была ни с кем, кроме него.

Пока.

Мысль о том, что Одри может быть с другим мужчиной, сводила его с ума. Но это было неизбежно. Лучшее, на что он может надеяться, — это всего лишь пара недель, не более. Может быть, месяц. Останется ли она так надолго?

— Марк! Осторожно! — закричал Джим. Он махал своей шляпой перед Марком, словно тот был неразумным теленком.

Марк резко нажал на тормоза, а потом достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Бог мой, он чуть не наехал на Джима!

— Марк, ты выглядел так, словно витал в облаках. Ты до сих пор переживаешь из-за засухи?

— Ну да!

А что еще он мог ответить: «Нет, я мечтал о прекрасных грудях Одри, как я ласкаю их руками»?

— Хочешь, я закончу здесь? — предложил Джим.

Марк понял, что растирает больную ногу. Он выпрямился, поправив шляпу:

— Нет, спасибо. Увидимся в доме.

— Было приятно познакомиться вчера с твоим братом! — сказал Джим и ускакал.

В ответ Марк кивнул. Неужели он только вчера поссорился с Китом? А прошлой ночью Одри стала его женщиной? Казалось, прошло много лет.

Пока Девона не было дома, Одри делала все домашние дела механически, погрузившись в свои мечты и чувства. Ее сердце разрывалось на куски.