— Не поможет тебе твой адмирал, он в море, и надолго, — ухмыльнулся разговорчивый контрразведчик. — Грузите, господа, грузите! Разберёмся в известном месте!

И тут-то "Котопович", которого при рождении нарекли совсем не Александром, а Освальдом, похолодел, побледнел и сник. Из "известного места" ещё никто не выбирался после смены власти в стране. Несколько десятков коллег Бергмана по одному из древнейших ремёсел бесследно пропали в застенках Службы Имперской Безопасности. У жандармов открылось какое-то сверхъестественное чутьё на германскую агентуру. Только немногие смогли избежать их лап. Похоже, Освальд в их число не попал.

По обе стороны от Освальда сели те два усача, весело поглядывая на Бергмана. Они, похоже, уже предвкушали признание этого немца в работе на германский Генштаб. Но всё-таки жандармы совершили ошибку. Автомобиль, дабы добраться Севастополя, поехал по горному серпантину.

Освальд с надеждой вглядывался в каждый поворот, невероятно напрягшись. И вот, когда авто заходило на очередной вираж, рванулся прочь, всем телом навалился на дверь, выпал из машины и покатился по склону вниз, превращая брюки в лохмотья. А его любимая соломенная шляпа с синей ленточкой осталась в авто. Дорого же дался побег!

Авто притормозило слишком поздно, когда Бергман был уже на полпути к лесу. Он бежал изо всех сил, так, как никогда в жизни. Кажется, один мировой рекорд скорости за другим уже мог бы быть присуждён с полным правом родной для Освальда Германии…

Пули, нёсшиеся вослед, сдирали кору с деревьев, а Бергман всё бежал и бежал, позабыв про усталость, а в голове была только одна мысль: "Не попасться к этим толстякам в лапы снова!"

Поздно ночью Освальд добрался до явочной квартиры, где его встретил Густав Шталмаер — или же Аркадий Игнатов. Под последним именем его знали как хозяина тира в Севастополе. Седовласый Игнатов, чей подбородок изредка подрагивал — нервный тик, "награда" за многолетние волнения и стрессы — без лишних слов пропустил Освальда внутрь, вышел за дверь, посмотрел, нет ли "хвоста", а потом запер квартиру на все замки.

Разговор шёл на родном немецком языке, по которому Освальд так соскучился.

— Что ты здесь делаешь? Тебе положено сейчас быть в Феодосии. Как ты сюда вообще добрался? — глаза, скрытые линзами, не отрывались от уставшего до смерти Бергмана.

— Сибовцы вычислили меня, не знаю, как. Взяли у самого дома, посреди белого дня, там была целая толпа вокруг. Потом усадили в авто, решили отвезти сюда. Но по дороге я сумел сбежать, перед самым серпантином. Вроде оторвался. Но думаю, что меня будут искать. Устал. Я здесь останусь, сюда вряд ли так быстро сунутся.

— Только на эту ночь, Освальд. А потом мы переправим тебя куда-нибудь.

Через считанные часы сообщение Шталмаера о произошедшем уже лежало "где надо". Туда же прибыла и информация, что один из агентов Великой Германии оказался не таким уж верным Родине: "Сведения из надёжного источника". И это сложилось: чудесный побег из лап контрразведки, хотя десятки других агентов не смогли не то что скрыться, но и весточку подать об их раскрытии. Их судьба пока что оставалась неизвестной. Сообщение о том, что в Крыму появился двойной агент. И, наконец, Освальд твердил, что противник явно намеревается нанести главный удар на Юзфронте и скорее всего — в Болгарии. Для этого в Одессе собирался десант, готовились корабли, транспорты, в Крым прибыли "Муромцы", которые как раз легко долетают до Софии и Варны. А там побережье слабо защищено, один удар на Румынском фронте, поддержанный ударом в тыл болгарской армии — и победа русским обеспечена. А все оставшиеся агенты утверждали, что Ставка просто решила сыграть, провести всего лишь демонстрацию на юге, а на самом деле ударить, сообразно постоянным требованиям союзников — на Северном и Западном фронтах. Не зря же туда поступают пополнения, и даже половину Петроградского гарнизона смогли туда переправить. Причём последнее сделали наперекор сопротивлению некоторых запасников и гарнизонных частей…

А если десяток людей твердил об одном, а единственный человек — совершенно о другом, то стоило задуматься. Серьёзно задуматься…

— Александр Васильевич, что-то тяжко на душе. А вдруг уже ждут нас там? — флаг-капитан Смирнов ходил из угла в угол, заложив руки за спину, закусив губу. А вот Колчак, как ни странно, был собран, серьёзен, даже хмур — и внешне полностью спокоен. Он был поглощён видом приближавшегося Босфора, узкого-узкого пролива, который вот-вот должен был услышать рёв машинных отделений русского флота.

Вдалеке мелькали тёмные силуэты, маленькие-маленькие, совсем крохотные на фоне берегов Босфора, места, где сходились Европа и Азия. Это тральщики прокладывали дорогу среди минных заграждений для эскадренных кораблей и транспортов.

— Приготовиться открыть по турецким батареям, — всё шло уж слишком гладко. Колчаку это совершенно не нравилось. Русской армии в этой войне никогда по-настоящему не везло. Да и флоту, собственно, тоже.

По радио передали приказ. Пушки кораблей нацелились на берега Босфора. Благо за многие месяцы разведок и "рейдов" расположение каждой из семнадцати батарей и обоих фортов было прекрасно известно.

Минуты тянулись не быстрее, чем умирающая улитка. Колчак уже начинал сам нервничать. Дело последних лет вот-вот уже начнётся, настоящее дело! А самому Александру Васильевичу приходилось бездействовать на капитанском мостике.

Но вдруг тральщики остановились и подались назад. Сделано! Кажется, вечность прошла с того момента, как эти корабли подошли к берегам Босфора…

— Начинаем!

Смирнов радостно кивнул, потирая руки, так изголодавшиеся по настоящему делу!

Первые секунды тянулись невероятно медленно…