— И не только в войну. Однако мы несколько забегаем вперёд. Дмитрий Петрович, будьте так добры, продолжайте свой рассказ.

И вновь Манасевич оказался самым спокойным и желающим продолжить работу среди всех четверых, увлекавшихся частностями и уходами в сторону.

— Хорошо. Итак, он не проходит в четвёртую Думу. Тогда его избирают от промышленных кругов в Государственный Совет. Вроде бы неплохое место, но ведь настоящая власть — она в Таврическом дворце, в зале заседаний Думы. Что же делать? Что-то ведь надо делать? Надо ведь как-то реализовать собственные замыслы? Тем более, в четвёртой Думе октябристы вновь занимают неплохое положение. Правда, это уже не те октябристы. В их рядах раскол на несколько течений. Октябрист-земец Родзянко становится председателем Государственной Думы. Он тоже хочет играть роль, тем более Гучков расчистил ему дорогу наверх, поднял авторитет Думы в глазах общественности. После этого у них сохраняются натянутые отношения.

— И убийство Столыпина…Да…Оно происходит именно в одиннадцатом году… — тяжело вздыхает Спиридович.

— И тогда же Его Императорское Величество собирается начать борьбу с масонами, — вклинивается в разговор Курлов. — Незадолго до убийства Пётр Аркадьевич и я работали над планом по борьбе с вольными каменщиками. Они усилии свои позиции после революции, многие из них поднялись на самый верх. В Думе действовала своя ложа, в которую вошли многие влиятельные кадеты, октябристы, прогрессисты…Да кто только не вошёл. Керенский именно тогда набирает вес в их рядах. Чуть позже он займёт место секретаря объединения лож. Мы хотели начать борьбу с этой крамолой, с угрозой режиму…

— Но не успели. Столыпина убили. Вас, Александр Иванович, и Вас, Павел Григореьвич, — Бобрев переводит взгляд со Спиридовича на Курлова, — как и некоторых других лиц убирают со своих постов, оттесняют от царя. Борьба с масонами, так и не начавшись, прекращается. Н первые позиции…

— Выходят сами масоны или лица, к ним приближённые. Я всё никак не мог затронуть эту тему, — Манасевич откашлялся.

И кашель этот был столь "ненавязчив", что трое других "сыщиков" тут же замолчали и обратили всё своё внимание на Ивушку.

— Как думаете, зачем Гучков помчался сломя голову в охваченную восстанием Македонию? Это ведь не англо-бурская война, тут тебе не цивилизованные британцы и бедняжки фермеры из немцев и голландцев, устроившие ад туземцам. Зачем это? Что так манило Гучкова в Македонии, как думаете?

— Возможность пощекотать себе нервы вновь? Тряхнуть стариной…Воплотить в жизнь свои мечты о славе?

— Именно — мечты, но не о славе. Итак, жили-были…

Манасевич с плутоватой улыбкой достал лист, замызганный, истёртый. Бобрев разглядел, что текст на этом листе — на французском языке. Пробежав глазами содержимое документа, он взял другую бумагу, уже писанную на русском языке.

— Жили-были добрые-предобрые вольные каменщики. Не знали они, как ещё можно облагодетельствовать мир, но тут им подвернулась замечательная возможность. Османская империя, этот оплот абсолютизма — который масоны нарекли врагом человечества и противником всякого прогресса — рассыпалась на глазах. Надо было её только подтолкнуть, а там уж она покатилась бы! И таки толкнули, господа читатели…Ой, извините, это я по старой журналистской привычке. Начало века. Французская разведка передаёт нашему дорогому Ратаеву, начальнику заграничной агентуры Департамента полиции, интересные сведения. В Салониках действует пять лож, в том числе "Возрождённая Македония", пользовавшаяся особым влиянием. Начинается восстание. Нужно пустить все силы, наличные и заёмные, на дело победы "прогресса во всём мире". Под эгидой масонства, конечно же. Сюда пробираются наиболее отчаянные члены масонских лож…

— В том числе Гучков, — подхватил Курлов.

— В том числе Гучков. Он должен был наладить связь и передать кое-какие важные сведения братьям из "Возрождённой Македонии". К сожалению, мне неизвестно, когда Александр Иванович вошёл в братство вольных каменщиков. Зато понятно его желание сделать это: ведь политика вершилась в этих ложах! Какие вязи! Какие знакомства! Для амбициозного человека, ещё не убелённого сединами опыта — это лучшее, что только можно придумать. Тем более здесь, в Турции, масоны обкатывали средства борьбы за "прогресс". Под их руководством была создана пария "Единение и прогресс" — гнездо младотурок, которые, как Вы знаете, все в основном из офицеров среднего звена или повыше, но не у кормила власти. Позже Гучков, поднабравшись опыта, создаст такое же негласное объединение. Нужды армии? Пожалуйста! Всё для славных офицеров, молодых служак из Академии Генерального Штаба. Они так же амбициозны, как и Гучков. Они находят общий язык. Тем более яркий пример успеха подобной организации — под рукой. В Турции подобные красы молодцы уже победили, взяли власть в империи. А чем же Россия отличается? И никто ведь не вспоминает, что сербская армия, ударившая по османам, вооружается на французские деньги, предоставленные под давлением на парламент всё тех же масонских лож.

— И тогда начинается борьба за влияние в империи, — теперь уже Курлов взял слово. — Наверх поднимаются амбициозные люди из масонов. Джунковский становится у руля полиции. Во время войны он не доносит Государю о заговорах, плетущихся вокруг трона, хотя это его прямая обязанность. Он потворствует немецким погромам в Москве, а может быт, сам их провоцирует. Дубровин из Союза русского народа отказывается ещё в десятом году сообщать нам какие-либо сведения о масонах: кто-то переправляет их вольным каменщикам буквально на следующий день. Я тогда имел очень долгий и нервный разговор с Дубровиным. К сожалению, он больше не захотел сотрудничать с нами…Зато нам удалось внедрить своего агента в одну французскую ложу. Его раскрыл Бурцев, этот воитель с провокаторами. Пусть вред, принесённый последовавшим скандалом, останется на совести "патриота".

— Вы бы рассказала о деятельности самого Джунковского на обретённом после убийства Столыпина посту. Он разрушил систему жандармских управлений, отгородил офицеров корпуса от армейских, окончательно посеял между ними. Хуже всего — при нём уничтожили последние следы агентуры в армии, поэтому о настроении офицеров и нижних чинов мы больше не могли получать достоверных сведений, — печально заметил Спиридович. — Это отозвалось потом, в войну…

— В войну…Гучков таааакое наделал в войну… — не удержался Бобрев от комментария.