Да и служить на Балтике Колчаку было не привыкать. Он начал войну именно там. Не раз проявлял себя как превосходный специалист по минному делу, да такой, что через много лет город Петра, снова переименованный, будет защищён с моря и благодаря наработкам Александра Васильевича. Однажды даже шифр перехватили немецкого флота, да так, что германцы и не подозревали об этом. Но Ставка не нашла ничего лучше, чем отдать полученные благодаря одному лишь невероятному везению данные англичанам. Здесь же, в Балтийском флоте, Колчак познакомился с адмиралом Эссеном. Происхождением немец, душою — настоящий русский, он тяжело переживал за Россию. Он не мог спокойной жить и видеть, как с таким трудом и тщанием построенные корабли, каждый рубль на которые выбивался огромными усилиями, стоят на приколе или патрулируют совершенно безопасные воды. И опять — первое мая…Эссен почувствовал себя плохо именно в этот день, ставший потом красным днём календаря…Адмирал умирал четыре дня от сердечной недостаточности и воспаления лёгких. Умирал тяжело, беспокоясь за судьбу ставшего родным Балтийского флота…

Снег, падавший с неба. Ставшее сумасшедшим море, так и норовившее проглотить, не подавившись, корабли миноносной бригады Колчака. Ночь. Пурга. Только-только подняли с мели три корабля, едва не искорёжившие себе днища. А потом- свет маяка, показавшийся заревом Судного дня: так его ждали. И к семи часа утра — в бой. Наших теснили немцы, грозясь прорвать фронт. Пушки миноносцев запели победный туш. Даже вражеские аэропланы и батареи, силившиеся уничтожить миноносцы, не помешали кораблям Колчака. И германец дрогнул, отошёл. Потом командир наземных сил, Меликов, улыбаясь и смеясь, всё твердил, что теперь порядок, что пора Колчаку уходить, лишь с утра напомнив о силе русского оружия, грянув парой залпов по немецким позициям…

После часовой бомбардировки позиций противника наши наконец-то пошли в наступление и заняли городок Кеммерн. Они, наверное. Даже не задумывались, что провели первую удачную наступательную операцию после Великого отступления…

А вечером, пока Колчак спал, товарищи нашили на его пальто ленточки Георгия. Государь, узнав о бое, наградил капитана первого ранга Александра Васильевича Колчака орденом Георгия четвёртой степени. Будущий адмирал, проснувшись, долго думал, что кто-то оставил чужую одежду в его каюте…

Именно на Балтике Колчака ждёт взлёт, внимание со стороны "самых верхов", вызов в Ставку, свидание с императором, план Босфорской операции — и командование Черноморским флотом…

Девятнадцатого августа флот, взяв на борт десант, отправлялся к берегам Турции. При этом следовало прекратить всяческую связь с материком, "во избежание недоразумений и опасности для дела". Затем — высадка десанта на берегу Анатолии. Если бы всё пошло как надо, там уже встречали бы русские дивизии поднявшееся на восстание нетурецкое население. Также из Кавказской армии должны были прибыть армянские бригады добровольцев. Колчак, памятуя о резне, развёрнутой султаном против одного из народов собственного государства, не завидовал врагу. Армяне не станут жалеть противника, не станут терзаться по поводу смерти убийц своих родичей. Они станут одними из самых стойких солдат в десанте.

Затем после высадки надо было прорываться к Стамбулу. В городе должны были начаться вооружённые выступления. Не без помощи "специалистов" Романова. По словам Кирилла, город вряд ли смогут долго оборонять, при ударе и изнутри, и извне. Царьград наконец-то откроет ворота русской армии, через столько лет…

А на следующий день Центральные державы содрогнутся. А ещё больше — союзники. Они вряд ли будут ожидать, что в считанные дни можно будет завершить такую операцию. Да, если всё пойдёт чётко по плану…Хотя никогда такого не будет: вряд ли операция закончится в назначенный срок. Но в неудачу десанта Александр Васильевич просто отказывался верить, потому что не верить было нельзя.

Колчак отодвинул в сторону листки бумаги. Потёр виски. Взял с полки книгу. Раскрыл на обороте — там лежали письма Анны Тимирёвой, конверты, перетянутые алой атласной ленточкой. Бумага, хранившая мысли любимой, её образ…

Она навсегда запомнилась Александру Васильевичу именно такой: в невероятно шедшей ей русской одежде, с оборками, в ниспавшем на плечи платке, алеющем сарафане, внимавшей рассказу Колчака об элементалях. Хотя в тот день Тимирёва была одета совершенно в другое. Это просто два самых прекрасных воспоминания сливались в одно, создавая образ любимой…

— И каждая стихия, то бишь вода, огонь, земля и воздух наделены своими хранителями, в которых выражается мощь природы, но более всего красота и неповторимость её…

Александр Васильевич всё говорил и говорил, устремив чуть вперёд, мимо Анны Васильевны свой взгляд, и не замечал потому того особого внимания, которое было уделено рассказчику Тимирёвой.

— Однако, я не слишком утомляю Вас своим рассказом? — слегка потупился Колчак, только тут поняв, что говорит слишком уж долго, совершенно не уделяя времени своей прекрасной слушательнице. — Знаете, я нередко так увлекаюсь…

— Что Вы, Александр Васильевич, — Анна улыбнулась, и в глазах её заиграли искорки. — Я готова слушать Вас и дальше. Рассказывайте, не останавливайтесь, прошу, иначе я на Вас обижусь! Никто так легко не рассказывает о подобных высоких материях!

Дождь. Капли, барабанившие по крышам тёмного города, стучавшиеся в окна и желавшие забраться поглубже, в тепло, за воротник. Холодно и тоскливо. И вдруг из мрака, который не могли разогнать немногочисленные фонари своим синеватым светом — Колчак. Разговор, плохо запомнившийся, и внезапно пришедшая мысль. Всего девять слов, изменившие судьбу обоих: "А вот с этим я ничего бы не боялась"…