Шрифт:
– Опять с мальчиками поссорилась? Серьезно?
Я не могла больше терпеть ее вранья. Я сказала:
– Серьезнее некуда. Они освободили Фантомаса. Фантомаса, понимаешь? Лоха, которому книжку-то лень прочитать...
– От чего освободили? Что ты говоришь?
– А у меня не получилось! У меня!..
– Не истери, бешеная! Говори толком, что случилось? Милицию звать?
И я рассказала ей толком. Про Тварь, Фантомаса, про то, как мы пытались меня выручить, а вместо этого получили Большую Тварь. Как Фантомас меня покусал и как потом освободился, а я не смогла.
Тетка сперва пыталась юлить, отмахиваться: «Это ты такой рассказ написала?» или «Тебе приснилось, да?», но в конце концов раскололась.
– Я знаю, Ир. Я тебе больше скажу, мы все такие же. Я, Машка, дядя Леша. Мать твоя – нет, а тебе вот передалось...
Я так обалдела, что даже не поняла:
– Кто? Какие?!
– Оборотни, как ты. Ничего, живем, как видишь. И насчет мяса не есть – ты правильно делаешь: нам осталось всего года по два... Маше чуть больше, у нее поздно открылось...
– Ты издеваешься?!
– Нет.
Еще зимой я бы обрадовалась, что не одна такая. Повисла бы у тетки на шее и все простила от радости, что нашла своих. Найти своих – мечта любого урода. Пусть даже эти свои так долго притворялись чужими, черт с ними, я бы поняла, мы, уроды, пугливые. Но именно теперь, после этой жуткой ночи, после этой кошмарной весны, простить я уже не могла.
– А чего ж вы молчали-то?! Почему врали, почему делали вид, что все в порядке?!
Я поймала себя на том, что впервые реву при тетке, и от ужаса разревелась еще сильнее. Теткино вранье, которое давило на меня годами, оказалось еще страшнее, чем я думала.
– Как вы могли молчать?!
– Думали, у тебя это пройдет. Такое бывает иногда, психологический феномен, Машка помнит, как называется. Если проблему игнорировать, ее не станет.
– Вы не проблему, вы меня игнорировали!
– Ты обидчивая, как все подростки. У тебя это правда могло само пройти. Но если, ты говоришь до сих пор...
– До сих пор! И у Фантомаса получилось стать человеком, а у меня...
– Дурочка! – Тетка села на диван рядом со мной. Она излучала такое благодушие, как будто не обманывала меня столько времени. – Дурочка, он же свеженький, вчера обращенный! Конечно, ему было легко освободиться! А ты родилась такая, да не ты первая. Бабка твоя такая была, я вот, Машка...
Бабка, значит. Никогда ее не знала: она умерла раньше, чем я родилась. Что ж, спасибо ей за щедрое наследство.
– Что же мне теперь, всю жизнь?..
– Почему всю? Простые методы на тебя не действуют, это да, но освободиться, говорят, и нам можно. Постись, девять лет – не такой уж срок. Я видела, ты гипнозом увлекаешься, рану себе нанести не пробовала?
– Нет. То есть пробовала, не смогла...
– Еще получится. Не так, так этак, жизнь длинная. – Она говорила так, что поверить ей не получалось. Говорила, будто сама не верила.
– А бабушка? Она освободилась перед тем, как?..
– Мы не говорили об этом... – Тетка перехватила мой взгляд и поспешила объяснить: – Из-за твоей матери! Она-то нормальная, мы и не хотели ее пугать. Но, думаю, освободилась, иначе бы дольше прожила. Мы ведь крепкие.
Крепкие – это точно. Я три года билась, пытаясь освободиться, и все – головой об стену. Напрасно все.
– Почему ты молчала?!
– Я же говорю...
Больше я не захотела ее слушать, ушла в комнату, где еще спала Машка. Сестренка моя, значит, тоже – того. Может, потому и пошла на психфак, чтобы лучше справляться с Тварью. И тоже молчала! И дядька молчал, а я-то думала, он единственный, кто относится ко мне по-человечески! Он и еще Машкин терьер. Теперь я знаю, почему в полнолуние его оставляют соседке вместе с ключами. И почему он не боится меня: привык, бедолага, в семье-то оборотней...
Я села на свой диван и сидела уже не помню сколько. Ложь оказалась еще больше и страшнее, чем я думала. Она накрыла меня с головой и оглушила так, что ничего на свете больше не хотелось и ни во что больше не верилось.
30 мая
Экзамены я сдала и за восьмой, и за девятый, так что теперь еду в мореходку. Тетка предлагала мне остаться, но я решила, что больше не хочу с ней жить. После того дня я неделю с ней не разговаривала. Невыносимо было думать и представлять, что такой же урод, как я, держал меня за чужую и врал, врал...
Машка и дядя Леша, узнав, что можно больше не притворяться, стали наперебой со мной обсуждать всякие хитрости управления Тварью. Машке плохо давался гипноз (тоже мне психолог), мы с ней даже успевали позаниматься в промежутках между экзаменами. Дядя Леша научил, как затормозить Тварь при виде мяса: элементарно задержать дыхание и сунуть под нос что-то вонючее, лужу бензина там или хоть клопа. Тварь на секунду дезориентируется, тут-то ее и гони в противоположном направлении. Я догадывалась об этом способе и даже пыталась его применить, но что-то у меня не пошло. Надо будет еще попробовать.