Шрифт:
Илья не позвонил, не приехал, он вообще никак не проявился, но Юльке теперь и это было безразлично. О чем думала она тогда эти двое суток?
Юлька не помнила. Наверное, она менялась, жизнь в ней менялась, а может, так умирала ее надежда? Последняя надежда.
На третий день Юлька встала с кровати, чувствуя себя старой. Болело все: голова, внутренние органы, мышцы, кости, даже корни волос. Шаркая ногами, как древняя старушка, она поплелась в ванную. Увидев дочку, мама подскочила со стула в кухне и кинулась к ней.
– Девочка моя. Солнышко! Что с тобой случилось? – перепуганная и измученная неведением, она не знала, как помочь своему ребенку.
Юлька обняла маму, прижалась к ней и постаралась успокоить:
– Теперь все будет хорошо, мамочка!
– Тебя кто-то обидел? – отстранилась и заглянула дочери в лицо мама.
– Нет, – устало ответила Юлька. – Просто все встало на свои места.
– Илья? – поняла мама.
Юлька кивнула.
– Только не расспрашивай меня ни о чем. Ладно? Все будет хорошо, я обещаю.
Мама недоверчиво всматривалась в выражение лица дочери.
– Мамуль, – попросила Юлька, – сделай, пожалуйста, завтрак. Много и вкусно.
– Сейчас сделаю! – пообещала мама, украдкой вытирая катившиеся слезы, и постаралась улыбнуться.
– А где папа?
– На работу ушел, он два дня возле тебя сидел, теперь мое дежурство.
– Спасибо. Я сейчас искупаюсь, ты меня покормишь и поможешь собраться.
– Куда? – испугалась мама.
– Я в Питер поеду, к Людке Зосимовой. Она вышла замуж и теперь там живет. Людка очень настойчиво приглашала меня в гости. Вот я и поеду.
Поздно вечером у нее был поезд, Юлька складывала вещи в сумку и слышала, как шепчутся на кухне родители. Папа, обрадованный новостью о ее выздоровлении, пришел домой пораньше, удостовериться лично, что с доченькой действительно все в порядке.
– Что у них случилось, как ты думаешь? – спросила мама у отца.
– Не знаю, может, Юлька ему в любви призналась, а он объяснил, что любит ее по-другому, – предположил папа.
– Господи! Юлька так тяжело это пережила! Она изменилась даже, ты посмотри, на кого наша дочь похожа! Как смерть ходит!
– Ну, ну, не надо драматизировать, Мариш!
– Что он ей мог такого сказать или сделать, ума не приложу! Илья бы ни за что ее не обидел, ты же знаешь!
– Может, не понял, что обидел, – предположил папа. – Ладно, перемелется и позабудется! Это хорошо, что Юлька уезжает. Она правильно решила – новые люди, новая компания, новая жизнь. У нас сильная дочь. Она справится!
Юлька улыбнулась.
Конечно, сильная, конечно, справится! Но не позабудет никогда! А прежней Юли уже нет. То раскаленное солнце выжгло в ней надежду! Последний рубеж любого человека выжег и уничтожил в ней Илья Адорин! Почему же оно не выжгло любовь?! Почему?
Но об этом она запретила себе думать!
Людка встречала ее у вагона радостная, возбужденная.
– Раскова! – орала она на всю платформу. – Как здорово, что ты приехала!
– Людка, – сразу, не отходя от вагона, сообщила Юля, – мне надо работу найти.
– Да найдем мы тебе работу! – отмахнулась Зосимова. – Что ты сразу об этом! Посмотришь Питер, я тебя с такими людьми познакомлю, отдохнешь, ты же только из Праги вернулась. Работы свои привезла?
– Привезла. Все я привезла. Ладно, идем, показывай, как живешь!
Выяснилось, что очень даже неплохо жила Людочка Зосимова. В центре Питера, в большой четырехкомнатной квартире, с веселым общительным мужем, кстати, тоже дизайнером.
У них в доме собирались большие и шумные компании, напоминавшие Юльке о студенческих годах, в основном среди гостей были художники – известные и неизвестные, богатые и сводившие концы с концами, но все очень интересные, неординарные.
Зосимова таскала Юльку по разным выставкам, в театры, на молодежные тусовки, посмеивалась над тем, что подруга несколько дней подряд, словно на работу – с утра до позднего вечера, – ходила в Эрмитаж и Русский музей. Как-то раз они закатились большой компанией в Петергоф, и Юлька, не вынеся возникшего профессионального спора о художественных направлениях, сбежала ото всех и долго бродила в одиночестве, наслаждаясь и впитывая в себя красоту.
На одной из многочисленных вечеринок Юлька познакомилась с Кириллом.
Ему было тридцать лет, он работал реставратором и, как все утверждали в голос, был очень талантлив и известен в питерских кругах и за пределами оных и Родины.
Гремела музыка, целая куча народа перемещалась по квартире: кто-то, перекрикивая музыку, спорил об искусстве, кто-то, не обращая на музыку внимания, играл на гитаре, кто-то целовался по углам – обычная художественная тусня. Юля на кухне помогала Людмиле раскладывать очередную порцию закуски на два больших блюда, обсуждая с подругой присутствующих и немного сплетничая.