– А как насчет розданных школьникам монет? Это сработала на нужный образ?

– Несомненно.

– Правда?

– Готов поспорить. Как только психоаналитик набрасывается с телеэкрана на вашего кандидата, его рейтинг подскакивает минимум на три процента. Психоаналитики копаются в головах, знаете ли. Этого никто не любит.

– Вы даже подняли мне настроение.

– Такую цель я перед собой не ставил. И звоню по другому поводу. Но уж раз мы говорим, мой вам совет: если почувствуете, что Кэкстон собирается сказать что-то глубокомысленное, заткните ему рот перчаткой.

– Обязательно им воспользуюсь. А зачем вы звоните?

– Чтобы сказать, как я люблю Кэкстона Уилера. И объяснить мотивы моих недавних поступков.

– А что вы такого сделали?

– Лишился работы, знаете ли. А может, поставил крест и на всей карьере. Принес себя в жертву на алтарь Афины. Богини войны, так?

– О, да, здоровая такая деваха, со сковородкой в руке. Великолепная статуя. В детстве видел ее десятки раз. Губернатор сказал мне...

– То, что сказал он, не имеет значения. Слушайте сюда. Я работал на Кэкстона двадцать три года. Все это время был его глазами и ушами, ногами и ртом. Все двадцать три года, днем и ночью, включая выходные.

– Я знаю.

– Я хочу, чтобы вы поняли, как я люблю этого человека. Я восхищаюсь им и люблю и сейчас. Я знаю о нем больше, чем его жена, сын, кто угодно. Он – отличный парень. Ради него я готов на все, даже пожертвовать собой, что я и сделал.

Флетч ждал. Некролог человеческих отношений обычно не нуждается в комментариях слушателя.

– Кэкстон должен стать президентом Соединенных Штатов, – продолжил Джеймс. – Я верю в это всем сердцем. Но его слабое место, если вы это еще не распознали, Дорис Уилер. Ужасная женщина. Ужасная. На людей она смотрит, как крокодил. Если что-то рядом движется, она бросается, стараясь укусить как можно больнее. А Кэкстона она кусает уже добрых тридцать лет.

– Джеймс, муж и жена... какое нам до этого дело?

– Никакого, если только один из них не баллотируется в президенты. Вот тут их отношения затрагивают и нас. Вы слышали, как она разговаривает с добровольцем? С пилотом зафрахтованного самолета? С репортером, сыном, самим Кэкстоном?

Флетч промолчал.

– Иначе, как сукой ее не назовешь. Дорис Уилер – всем сукам сука. Иногда мне казалось, что она просто выжила из ума. Если кто может подвести Кэкстона, так это его жена, а он не хочет этого признавать.

– Должно быть...

– Не хочет признавать, – повторил Джеймс. – Всегда покрывает ее. Тысячу раз я просил его приструнить эту суку. Даже развестись, избавиться от нее. Он меня не слушал. И она становится все хуже, по мере того, как нарастает напряжение кампании. Я больше не мог выводить ее из-под удара, просто не мог, Ай-эм. Вы меня понимаете?

– Да.

– Пошли разговоры, что она помыкает губернатором, его командой, всеми. Или все делается, как она, хочет, или жди скандала. Это, мол, ее кампания. Ею руководит она. И остальным лучше пристроиться ей в затылок, или жизни не будет.

– Тот визит в ожоговый центр...

– Один из подобных случаев. Она знала, что делает. Уолш просил ее поехать к детям. Ее личный секретарь, Салли, просила о том же. Барри и Уилли договорились с подругами, что она поиграет с ними в другое время. А она взяла и поехала играть.

– Почему?

– Да потому, что она уверена, что умнее всех.

– Да, но почему? Поступок-то глупый, учитывая обстоятельства...

– Во-первых, она не сомневается, что ей все сойдет с рук. Что бы не случилось, вина ляжет на кого-то еще. Во-вторых, тщеславие. Плохо ли заявиться к подругам и поиграть с ними в теннис в ранге жены кандидата в президенты?

– Я обычно просто играю в теннис.

– Слушайте дальше.

– Подождите. Разве она не собирала пожертвования, играя в теннис? Кампания нуждается в средствах.

– Я же сказал: мы договорились, что она поиграет в теннис двумя днями позже. Она даже не отменила визит в ожоговый центр. Села в машину и уехала к подругам. Представляете себе? Медицинские сестры выкатили детей на креслах в большой зал. Собрались фотографы, репортеры. А эта сука не явилась. Какую боль причинила она детям? Зато наигралась в теннис.

– Но почему губернатор обвинил во всем вас?

– Он не может обвинить жену. Он никогда ее не винит. Раньше я всегда выкручивался. Договаривался с фотографами, репортерами. «Если вы об этом не напишете, я не останусь в долгу. Организую вам эксклюзивное интервью или устрою так, чтобы вы сфотографировали губернатора в душе, голым и с сигарой. Такое тянет на Пулицеровскую премию, знаете ли». На этот раз я не смог, Ай-эм. Не смог.

– Но...

– Мое терпение лопнуло. Губернатор все эти годы не слушал меня. Ситуация осложнилась до предела. Дорис Уилер перешла все границы. Его шансы стать президентом росли день ото дня, а она грозила все погубить. А потому я рассказал репортерам все, как есть. Я надеялся, что Кэкстон увидит, как воспринимает подобные выходки пресса, и приструнит эту суку.