Нечаев выпил чашку крепкого кофе и предложил:

— Может быть, пройдем в лагерь?

Они вышли из служебного помещения и по нагретой за день бетонной дорожке прошли в барак. Там их уже ждали.

— Здравствуйте! — поздоровался Нечаев.

— Добрый день, господин консул, — ответил нестройный хор голосов.

«По крайней мере не грубят, это уже хорошо», — подумал Нечаев и громко сказал:

— Для вас я не господин, а гражданин. У нас одно Отечество... Как вы здесь живете?

— Не жалуемся...

— У вас есть какие-нибудь просьбы, претензии?

Ответы толпившихся в бараке людей были односложными и очень сдержанными, и Нечаев быстро понял, что и здесь американцам удалось создать соответствующую атмосферу. Как говорится, контакта с аудиторией не получалось. И он решил перейти к делу.

— Кто хочет выехать на Родину?

Молчание. Нечаев переводит взгляд с одного лица на другое. Все стоят насупившись, опустив глаза к полу. «О чем они думают?»

Нечаев выждал и повторил вопрос. Так и не дождавшись ответа, он спросил:

— Значит, не хотите? Насильно никто заставлять не собирается...

— А зачем нам ехать? Чтобы сидеть в тюрьме? — вперед выступил молодой, интеллигентного вида человек.

— Кто это вам сказал?

— Сами знаем...

— Лично вам тюрьма и не могла бы грозить, ведь вам немного лет. По-видимому, угнали вас ребенком... Других же Родина простила...

Молодого поддержали стоявшие за его спиной постарше:

— Нас не проведешь!..

Неожиданно со двора раздался крик:

— Пустите! А-аа! Отпустите меня! Господин консул, помогите! Господин консул, они не хотят к вам пускать!

Нечаев подошел к двери. К бараку рвалась женщина. Она держала за руку мальчика лет пяти, бледного и худенького.

— Помогите! — женщина, воспользовавшись тем, что солдат отступил в сторону, подбежала к двери и, споткнувшись, упала на колени. — Я хочу домой! — ее крик был полон отчаяния.

— Кто вас не пускает? — Нечаев помог ей подняться.

— Нет, нет. Сейчас же, с вами! — не отвечая на вопрос, причитала женщина.

— Кто вы? Что случилось?

— Они хотят отобрать у меня сына! Я — русская... Говорят, что могу ехать домой только одна! Они не пускали меня к вам!

— Кто не пускал?

— Эти, ами! Американская администрация. Вон они стоят, — женщина указала рукой на двух американских солдат. — Начальник лагеря сказал, что если я и поеду домой, то одна. Они хотят отнять у меня сына! — Женщина снова залилась слезами. Нечаев повернулся к американскому дипломату:

— Господин Дилл, прошу объяснить, что происходит?

— Это какое-то недоразумение, мистер Нечаев... Эта женщина, вероятно, не в своем уме! Если хочет ехать, пусть едет!..

— Как ваша фамилия?

Женщина склонилась над мальчиком. Потом, вытирая слезы, повернулась к Нечаеву:

— Синельникова. Ольга Синельникова.

— Ребенок ваш?

— Мой. Это мой сын, но родился он здесь... Вот они и говорят, что мальчик является австрийским гражданином и должен здесь остаться. Это чудовищно!

— Успокойтесь. Через три дня вы вместе с вашим сыном поедете домой. Я за вами приеду. Так, господин Дилл?

— Да. Это какое-то недоразумение...

— А вы, граждане? Может быть, с кем-нибудь тоже произошло недоразумение?.. А теперь кто-нибудь надумал? — Нечаев окинул взглядом собравшихся в бараке.

— Мы еще подумаем, — сказал один. Как видно, эта сцена произвела на них впечатление. На лицах собравшихся была написана явная растерянность.

Когда совсем стемнело, Нечаев приехал в гостиницу. Он уже готовился лечь спать, как неожиданно раздался телефонный звонок. «Вероятно, ошибка», — подумал Нечаев, но все же поднял телефонную трубку.

— Господин Неча-аев? — услышал он женский голос.

— Да.

— Извините. Я ва-ас потревожила?

— Пожалуйста...

— Это говорит Элизе, переводчица господина Дилла.

— Слушаю вас.

— Вы еще не спите?

— Да как вам сказать...

— Я дума-ала, что еще не так поздно... Я тоже остановилась в этой гостинице...

— Очень приятно.

Наступила пауза. Элизе молчала. Нечаев считал невежливым первым повесить телефонную трубку.