P.S. Бедняга Лот очень нервничает перед экспериментом. Играли с ним в чудо-шахматы. Он отказался от форы, само собой, проиграл, а мне наговорил кучу гадостей. Чуть было не рассорились. Пришлось предложить ему матч-реванш и поддаться.

Лот иногда ведет себя как ребенок.

Там было что-то вроде томографов с цилиндрическими кабинами-сотами. Я хорошо знал этот агрегат: в детстве мне часто делали томографию мозга. Надеялись найти во мне какой-то изъян, органическое отличие от всех остальных…

Нам сказали раздеться и лечь на спину на каталки.

Я довольно плохо запомнил эксперимент.

Кажется, поверхность каталок была холодной и гладкой. Кажется, нас пристегнули ремнями и ввели в вену какие-то препараты. Дальше — только обрывки воспоминаний.

Профессор Лео, он говорит нам, что луч — это совершенно не больно.

Мой друг Крэкер, его шея в пунцовых пятнах, он шепчет что-то про Пять Секунд Тьмы.

Зеркальное лицо Эфа, его монотонный голос срывается на оглушительный лязг. Он хочет остаться, но ученые возражают, и у них есть ка— кое-то преимущество в этом споре.

Сын Мясника, он скулит, он не хочет голым лежать на каталке.

Профессор Лот благодарит нас за вклад в науку и говорит «смерти нет».

Наши каталки въезжают в темные жерла томографов…

Я как будто в контейнере…

я слепой рабочий термит…

темнота…

документ № 25 (личная запись арендатора) — чтение через гостевой вход ПСП

б сентября 451 г. от р. ж.

Кросспост в Сообщество Лабораторных Работников

Мы только что завершили первый эксперимент с направленным лучом Лео-Лота. Мы не получили тех результатов, на которые рассчитывали. Этот эксперимент — ошибка, поэтому мы отменяем все остальные запланированные сеансы. Направленный луч не функционален. В дальнейшем для инкарнационной ретроспекции следует изыскать другие, более оптимальные методики. Наша методика представляется нам вредоносной. Ее требуется запретить.

Потом, позже, когда Эф допытывался, что случилось во время эксперимента, я так ничего и не вспомнил. Я сказал ему, что мне снился сон, но это было неправдой. Я не помнил совсем ничего, даже снов, мне просто хотелось, чтобы он от меня отстал. Он сказал: расскажи свой сон, и я пересказал ему тот, что довольно часто мне снился. Я маленький, мы с Ханной сидим у реки, я строю из песка и камней красивый замок для Ханны. Мой замок готов, она смотрит на него и смеется, и я его разрушаю, а потом снова принимаюсь его возводить — и ломаю. Строю, ломаю, строю, ломаю… Я счастлив, я готов строить и разрушать замок всю жизнь, лишь бы Ханна смеялась…

— И что потом? — спросил Эф.

— Ничего. Я проснулся и понял, что ее больше нет.

— Она есть, — прогудел Эф. — Но это не относится к делу. И твой сон не относится к делу. Когда ты проснулся, пока вы там одевались и все такое… Исправляемые и эти Лео и Лот — что они говорили?

— Ничего. Только Крэкер сказал, что ошибся.

— Что он имел в виду?

— Он считал, что во время эксперимента нас поставят на паузу. А этого не случилось.

Крэкер ошибся. Он считал, что во время эксперимента нас поставят на паузу, но этого не случилось.

Случилось другое. Я навсегда его потерял.

Нас разделили сразу после эксперимента. Не дали даже перекинуться парой слов, попрощаться. Я был спокоен. В тот момент я еще не понял, почему планетарник собирается везти Крэкера в отдельном фургоне. На эксперимент нас привезли всех вместе, и я мог бы заподозрить неладное, когда Крэкера уводили по белому коридору, но предпаузника, который все не мог поделить КПУ на два, тоже сразу куда-то забрали, и того, который из средней группы (кажется, его звали Джокер), — опять-таки увозили отдельно; так что в исправительный Дом меня везли в компании Сына Мясника, и я подумал: ну мало ли какие у них правила и инструкции.

На обратном пути Сын Мясника уже не играл со своими цепями и выглядел каким-то подавленным. Я пару раз попытался показать ему «свинку», придавив пальцем нос, как это делал Крэкер, но он никак не отреагировал, и я оставил его в покое.

Только вернувшись в группу, на дневной перекличке я понял, что с Крэкером что-то не так. Куратор группы не назвала его имя, я испугался, что она на него разозлилась за нарушение дисциплины, и объяснил, что Крэкера просто еще не привезли из лаборатории. Она посмотрела на меня так, словно я прилюдно описался. И вся группа — они тоже уставились на меня как на идиота. Потом кое-кто захихикал.

— Исправляемый Крэкер больше не числится в нашей группе. — Глядя на меня, куратор слегка улыбалась уголком рта, будто хотела посмеяться со всеми, но все-таки сдерживалась. — Ну что же вы? — она обвела взглядом присутствующих. — Почему не объяснили вашему другу, в чем дело?

Вероятно, они что-то ответили ей во втором слое, потому что лицо ее вдруг стало суровым.

— Он не подключен к социо, — сказала она. — Но это вовсе не значит, что он вам не друг. И что он неполноценный. Он просто другой. И ваш долг проявлять по отношению к нему внимание и доброту. В противном случае я могу счесть ваше поведение жестоким.