Шрифт:
Мурад Оздоев и Ширвани Костоев из Галашки — летчики-истребители. Их боевые действия отличают дерзость, умение и бесстрашие, оба имеют по несколько сбитых самолетов, награждены орденами.
Истинный герой нации — чеченец пулеметчик Ханпаша Нурадилов уничтожил несколько сотен фашистов.
При той картине массового бандитизма с горах, что выявилась в докладе Аврамова, вот факты, отражающие настоящую суть трудового горца.
На колхозную ферму «Красный животновод» в селе Гуни напала банда Махмудова и Шайхаева. Они предложили колхозникам разобрать коров по домам и всем крепким мужчинам уйти с бандой. Колхозники отказались. Завязался бой. На бандитов, вооруженных автоматами и винтовками, шли старики, женщины, подростки и немногие мужчины с вилами, топорами, кинжалами и палками. Их возглавил парторг Эти Экиев. Колхозники стояли насмерть. Они так и не позволили разграбить колхоз, отдав за него восемь жизней. Особым мужеством отличились Хамзат Джанралиев, голыми руками поймавший Шайхаева и связавший его, Эхират Магомадова, вилами заколовшая бандита, председатель сельсовета Лала Арсанов, поднявший на сопротивление свой тейп, Алпата Бешкаева, сын председателя Духа Татаев, Магомад Сулумов.
Подобные случаи произошли в селе Чичельюх и в селе Энгелой.
Предлагаю утвердить следующее решение бюро: оказать помощь семьям погибших, освободить их от госпоставок, Президиуму Верховного Совета представить к наградам особо отличившихся: за верность колхозному долгу и преданность Советской власти. Кто «за»?
Он стоял за своим столом, оглядывал поднятые руки ввалившимися, окольцованными чернотой глазами. И вдруг отчетливо и беспощадно осознал он закостеневшую ложь этого штампа — «за верность колхозному долгу и преданность Советской власти», ибо не крылось в смертном бое колхозников с бандитами ни верности, ни долга, ни преданности Советской власти, которую пытались представлять Иванов и члены бюро, а крылась забота о жизни своей и детей своих, и была эта забота стократно мудрее всех лозунгов и лжи, наработанной ивановыми перед войной.
На детей, на будущее аула покушались бандиты, угоняя коров-кормилиц. А за отказом колхозников податься в банду стоял лишь страх перед Кобуловым, Жуковым, Гачиевым и их шайкой, каравшей правого и неправого, малого и старого, да извечное отвращение оседлых трудовых людей, на которых держалась земля, ко всякого рода кочевым авантюрам и насилию, в котором варилось любое бандитское бытие.
Серов вышел в приемную кабинета вместе с членами бюро. Подошел к окну. Бездумно, опустошенно увяз взглядом в листвяной желтизне акации за окном. За спиной все стихло — разошлись.
— Товарищ генерал, — приглушенно и почтительно позвал сзади чей-то голос. Серов с усилием повернул голову. Сзади стоял Аврамов. Серов посмотрел на часы:
— У нас еще пять минут.
— Так точно, товарищ генерал. Именно поэтому… Может, не вовремя? — Голос Аврамова подрагивал. Какой-то искательно-виноватый налет наползал на лицо замнаркома.
Серов, сосредоточившись на этом лице, спросил:
— Не понял, полковник. Что это вас так корежит?
— С таким делом подступаюсь… Не знаю, с чего начать.
— С начала, — нетерпеливо посоветовал Серов.
— Начало у меня банальное, Иван Александрович. Усыновили мы с Софьей парнишку здесь, в Грозном, еще в начале тридцатых, Федором назвался. Отец у него погиб, мать с горя в загул пустилась, ну и… одним словом, прижился он у нас. Я его потом в Россию к своим старикам подкормиться отправил. А когда подкормился, снова в Грозный привез, устроил в школу милиции. Фамилию он себе отцовскую оставил — Дубов. Мы не против были. Сейчас он в Уральске служит во внутренних войсках, капитан. Орден боевой за службу имеет, хваткий малец подрос. На фронт рвется, три рапорта военкому…
— Короче, у нас три минуты.
— Ну, если совсем коротко: нельзя ли его сюда, к нам? Вы не думайте, товарищ генерал, не от фронта спасаю, не под крыло свое зову, здесь с него двойной спрос, — рвался голос у Аврамова, краской наливалось лицо.
— Так в чем дело? — хмуро удивился Серов. — Нам здесь такие хваткие на вес золота, позарез нужны. Истребительные отряды сейчас пополняем. Отбей по Бодо в Уральск вызов моим именем.
— Спасибо, товарищ генерал, — благодарно выдохнул Аврамов. — Я здесь с него все, что можно и нельзя…
Распахнулась дверь. В приемную вошел Гачиев, пошел по ковровой красной дорожке, выстраивая прямые углы, с размеренным сапожным хрустом — к кабинету Иванова. Наткнулся взглядом на Серова, едва приметно перекосилось в тике небритое мятое лицо. Шага не убавил, пронес длинное тело и вздыбленные усы мимо. Не повернув головы, козырнул. Рванул кабинетную дверь на себя. Исчез за ней.
— Эт-то что за явление Христа народу? — ощерился Серов. Смиряя клокочущий гнев, бросил Аврамову: — Жди здесь. — Пошел за Гачиевым.
Гачиев стоял перед столом Иванова, заканчивал оповещение, черные стрелки усов торчали из-за щек, шевелились.
— …Допрос сексотов и пленных. Товарищ Кобулов допрашивает лично, уточняет расположение штаба немецких десантников и бандитов. Готовит операцию. Меня послал сюда вместо себя, приказал быть на совещании и доложить итоги.
Закончив, с грохотом выдвинул стул из-за стола, снял фуражку, сел. Закинул ногу на ногу.
Иванов перевел взгляд на Серова. Серов пошел к Гачиеву, держа курс на чернявый, просеченный сединой наркомовский затылок с лаковым аэродромчиком лысины. Ее кольцевала вмятина от фуражки. Серов остановился в двух шагах, уперся взглядом в лысину. Плечи наркома стали подтягиваться к шее.