Иконописание на усадьбе Гречина дополнялось связанными с ним ремеслами. Были найдены многочисленные обрезки тонкой листовой бронзы, из которой изготовлялись нарядные орнаментированные оклады для икон, и обломки самих окладов. Чтобы обрезки меди не пропадали без пользы, здесь же было налажено и производство из них бубенчиков, все стадии изготовления которых можно наблюдать и изучать на материалах раскопок.

Итак, впервые археология вошла в соприкосновение с искусством живописи. До сих пор мы имели дело с боярами и купцами, со священниками и ростовщиками, с ремесленниками разных профессий и крестьянами, с рыболовами и охотниками, но никогда еще береста не приводила нас во двор художника, творца высокого искусства, создателя художественной славы Новгорода. Мы узнали его имя, не отмеченное в истории русского искусства.

Но, может быть, он не отличался большим талантом, потому и не был отмечен современниками? Возразим на это сомнение, обратившись к летописи. Выше уже был упомянут новгородский художник Гречин Петрович, живший в XII в. Обратим внимание на дату, под которой он упоминается в рассказе летописца, – 1196 г. «Томь же лете, – сообщается в Новгородской летописи, – испьса церковь на воротех архепископ Мартурии святыя Богородиця, а писець Грьцин Петровиць» – «В том же году расписал архиепископ Мартирий надвратную церковь Богородицы, а художник был Гречин Петрович». Имеется в виду каменная церковь Богородицы на Пречистенских воротах новгородского Кремля, которую построили в 1195 г. Теперь рассмотрим всю цепочку фактов: церковь Богородицы расписана в 1196 г., неподалеку от нее находилась усадьба Гречина, жившего в те же самые годы и бывшего священником; на его дворе обнаружены остатки иконописной мастерской. У нас имеются все основания предположить, что Олисей Гречин, владелец этой усадьбы, и Гречин Петрович, автор росписей надвратной церкви,- одно и то же лицо, полным именем которого было Олисей Петрович.

Был ли он Гречином, т. е. греком, по прозвищу или по происхождению? Ответить на этот вопрос позволяет найденная на его усадьбе в 1977 г. еще одна берестяная грамота- № 552, в которой по-гречески, с соблюдением правил греческого письма написано: «Меркурию святому воину». Это, по-видимому, еще один заказ, записанный художником, который, таким образом, был греком, на родном языке. Меркурий был покровителем Смоленска, как София - покровительница Новгорода. Поэтому можно предполагать, что эта грамота относится к 1210 г., когда в Новгород из Смоленска был приглашен знаменитый князь Мстислав Мстиславович Удалой.

Берестяные грамоты, как кажется, позволяют сказать кое-что и о семье Олисея Гречина. В грамоте № 548, обгоревшей с одного края и найденной в слоях 80-х или 90-х годов XII в., речь идет о каком-то сложном конфликте. По Новгороду распространились слухи о том, что некие Моислав и Микита, которым адресована эта грамота, захватили и спрятали товар какого-то Олексы. Автор письма советует им вернуть товар и восстановить свою репутацию. Один из адресатов письма – Моислав известен летописцу, который под 1194 г. рассказал, что новгородцы ходили в неудачный поход на Югорскую землю в Приуралье, потерпели поражение, а на обратном пути казнили Моислава Поповича, несправедливо заподозрив его в измене. Как видим, Моислав был поповичем, но ведь письмо найдено на усадьбе Олисея Гречина, который был попом. Другое важное обстоятельство: когда спустя полтораста лет, в 1365 г. рядом с бывшей усадьбой Олисея Гречина была выстроена каменная церковь Троицы, летописец сообщил, что она сооружена «югорцами», т. е. новгородцами, имеющими дела с югрой, с управлением Югорской землей. Если Моислав действительно был сыном Олисея Гречина, то мы видим, как уже следующее после Олисея поколение превращается из греков в русских людей. Это, между прочим, касается и судеб византийского искусства на Руси. Историки живописи давно уже заметили, что приезжавшие в Русь византийские художники - «греки» очень быстро впитывали местные влияния и становились выразителями новгородских, суздальских или московских традиций, обогащая их собственным опытом.

Открытие художественных мастерских при археологических раскопках возможно и в дальнейшем. На Ильинском раскопе еще в 1964 г. в слое середины XII в. была обнаружена деревянная заготовка для маленькой иконки, подобная тем, что позднее найдены на Черницыной улице. На двух ее сторонах, обрамленных высоким бортиком, нет изображений. Их не успели сделать. А может быть, они и были сделаны, но полностью разрушились во влажной почве. Вместо изображений каждая сторона расчерчена на четыре четверти, и в каждой четверти помещены надписи. На одной стороне в верхнем углу написано: «Иесуса ту написить», в верхнем правом: «Богородицу», в нижнем левом: «Онуфрия ту написи», в нижнем правом: «Феодора Тирона». На другой стороне также четыре надписи. В левом верхнем углу: «Михаила», в верхнем правом: «Евана», в нижнем левом: «Климента», в нижнем правом: «Макария». По-видимому, заказчик назвал святых, изображения которых он хотел бы видеть на маленькой походной иконке.

Мы познакомились с некоторыми берестяными письмами, найденными в Новгороде, и с теми возможностями, которые они дают для изучения средневековой истории, для понимания не только бытовой обстановки прошлого, но и самих процессов развития новгородского общества. Главная ценность этих документов в том, что они максимально расширяют границы нашего познания прошлого, будучи источниками универсальными. Наполненные заботами одного дня, их тексты отражают все разнообразие Кремлевская стена с башнями этих забот, а сумма уже найденных берестяных rpамот способна дать представление о взаимосвязи людей, живших в одно время, и о связи поколений.

Если каждый берестяной документ можно соединить с небольшим осколком зеркала, навсегда запечатлевшим крохотную, случайно отразившуюся и нем частицу давно исчезнувшего мира, то, собрав их вместе, объединив с известными ранее письменным источниками и открываемыми каждый год археологическими комплексами, мы уже сегодня можем меч тать о том, что придет время, когда разбитое зеркало будет собрано так, что в нем будет виден весь средневековый Новгород, в живых подробностях и деталях.

Можно позавидовать будущим историкам, которые сведения об истории Новгорода, его экономике, политике, культуре будут черпать не из сотен, a тысяч берестяных документов, получив возможности ставить и решать такие проблемы, которые сейчас мы не способны далее предугадать.

Чтение любого вновь найденного берестяного листа – это всегда соприкосновение с чудом. Прошли столетия, в которых жили, работали, мечтали, радовались, мучились и умирали люди, имена и мысли которых угасли вместе с ними. Их помнили дети, смутно припоминали внуки, а уже во времена правнуков память о них стиралась, казалось бы, бесследно, и никто на земле не знал и не мог знать о человеке, когда-то прожившем свою, подчас нелегкую, жизнь. И вот спустя века из небытия воскрешены чти люди, становятся известными их имена, звучит речь, повествуя нам о наполнявших их заботами быстротекущего дня, и мы вступаем в непосредственный контакт с ними, становясь их новыми адресатами.