Когда наша группа выходит на пробежку, Джейк всегда руководит: задает темп и смотрит, чтобы никто особенно не отставал. В первых рядах, набычившись, бегут толстяки, которые то и дело сверяются с часами и пульсомерами и почти не разговаривают, разве что об уровне обезвоживания и сжигании калорий. Замыкают группу те, кому не хватает здоровья, чтобы на бегу еще и трепаться. А в середине — все остальные, кто может и пробежаться, и потрепаться в охотку. Но существует непреложное правило: никто не должен донимать разговорами кого-то одного, даже если это постоянная парочка. Так вот, как-то в пятницу, вечером, я сбавил темп, чтобы бежать в ногу с нашей новенькой — Дженис. Ее спортивная форма была куплена явно не в местном магазинчике, где одеваются все наши: покрой более свободный, трикотаж более шелковистый, с ненужными прибамбасами.

— Что тебя привело в нашу глухомань?

— Да я тут уже два года живу.

— И что тебя сюда привело два года назад?

Она пробежала несколько ярдов.

— Бойфренд.

Эх. Еще несколько ярдов.

— Бывший.

Ага, уже лучше: не иначе как хочет убежать от этой истории. Но я не стал докапываться. Тем более что у нас в группе есть еще одно правило: на бегу не углубляйся в проблемы. Никаких разговоров о британской внешней политике или о личных переживаниях. Это смахивает на инструкции для парикмахеров, но правило на самом деле полезное.

— Осталось всего ничего — пара кэ-мэ.

— Ну-ну.

— Может, потом куда-нибудь сходим?

Она повернула голову в мою сторону и подняла глаза.

— Ну-ну, — повторила она с улыбкой.

Разговаривать с ней было легко — наверное, главным образом потому, что я только слушал. Ну и конечно, глазел. Стройная, подтянутая фигура, темные волосы, безупречный маникюр и чуточку асимметричный носик, который сразу меня возбудил. Она все время двигалась, жестикулировала, поправляла волосы, смотрела то в сторону, то на меня — это завораживало. Рассказала, что работает в Лондоне референтом заведующего отделом в редакции женского журнала, о котором я краем уха недавно слышал.

— Небось, пробные духи на халяву перепадают?

Замолчав, она уставилась на меня в упор; я слишком мало ее знал, чтобы разобраться: она и вправду разозлилась или только делала вид.

— Не верю своим ушам: это первый вопрос, который ты задал насчет моей работы?

По-моему, вопрос как вопрос.

— Ладно, — ответил я, — давай, как будто я уже задал четырнадцать нормальных вопросов насчет твоей работы. А теперь — вопрос номер пятнадцать: «Небось, пробные духи на халяву перепадают?»

Она рассмеялась:

— Ты все действия совершаешь не в том порядке?

— Только по приколу, — ответил я.

Мать с отцом стройностью не отличались, но округлые формы их ничуть не портили. Двигались они мало и после сытного обеда любили вздремнуть. Мои спортивные занятия казались им мальчишеством: это была единственная тема, на которую они говорили со мной так, будто мне пятнадцать лет, а не тридцать. По их мнению, всерьез заботиться о своей спортивной форме требовалось военнослужащим, пожарным, полицейским и так далее. Как-то раз, наведавшись в Лондон, родители оказались перед зданием фитнес-центра, где можно было заглянуть в окно и понаблюдать, чем занимаются посетители. Вообще говоря, это задумывалось для привлечения публики, но мои родители пришли в ужас.

— У них у всех был такой суровый вид, — рассказывала мама.

— А еще почти все были в наушниках и слушали музыку. Или таращились в телевизор. Можно подумать, чтобы сосредоточиться на занятиях физкультурой, нужно о них забыть.

— Они целиком подчинили себя этим тренажерам, целиком и полностью.

У меня хватило ума не расписывать удовольствие и пользу от этих занятий, начиная от активизации мыслительной деятельности и заканчивая усилением потенции. Это не бахвальство, а простая констатация фактов. Которые, между прочим, подтверждены солидными исследованиями. Джейк, заядлый турист, который всех своих девушек тащит в походы, открыл мне такой парадокс. Допустим, шел ты часа три-четыре, нагулял аппетит, сытно поел, лег в постель — и тут же вырубился. А вот если отмахать часов семь-восемь, такого голода не почувствуешь, зато в постели, как ни странно, аппетит будет зверский, причем у обоих. Вероятно, этому есть научное обоснование. А может, снижение ожиданий практически до нуля высвобождает сексуальную энергию.

Об интимной жизни моих предков распространяться не буду. У меня нет причин считать, что она хоть в чем-то не соответствовала их желаниям — понимаю, это звучит довольно коряво. Не могу знать, была ли им дарована счастливая возможность оставаться активными на склоне лет, или же они без сожаления закрыли эту страницу. Как я уже сказал, родители всегда держались за руки. Танцевали с каким-то сосредоточенным изяществом, подчеркнуто старомодно. На вопрос, который мне не приходило в голову задавать, ответа не требовалось. Потому что я видел, какой взгляд был у отца, когда он признался, что перестал ощущать мамин запах. Занимались они в ту пору сексом или нет — особой роли не играло. Потому что между ними сохранялась близость.

Когда мы начали встречаться с Дженис, у нас повелось сразу после пробежки идти к ней домой. Я снимал носки и кроссовки, и она просила меня минутку полежать, а сама по-быстрому принимала душ. К тому времени, как она, завернувшись в полотенце, выходила из ванной, у меня в трусах обычно набухал бугор. Знаете, у женщин есть такая уловка: обмотать полотенце над грудью и особым образом заправить верхний угол, чтобы не сваливалось. У Дженис была другая хитрость: обмотать полотенце как раз под грудью.