– Том, оставь клеща в покое.

– Я только хотел расшевелить его чуточку…

– Нет, сэр, это нечестно; оставьте его в покое.

– Да ведь я только чуть-чуть!

– Оставь клеща в покое, говорят тебе!

– Не оставлю!

– Придется оставить – он на моей стороне!

– Послушай-ка, Джо Гарпер, чей это клещ?

– А мне наплевать, чей бы ни был! На моей стороне, значит, не смей трогать.

– А я все равно буду. Клещ мой, что хочу, то с ним и делаю, вот и все.

Страшный удар обрушился на плечи Тома, и второй, совершенно такой же, – на плечи Джо; минуты две подряд пыль летела во все стороны из их курточек, и все школьники веселились, глядя на них. Мальчики так увлеклись игрой, что не заметили, как весь класс притих, когда учитель, прокравшись на цыпочках через всю комнату, остановился около них. Он довольно долго смотрел на представление, прежде чем внести в него некоторую долю разнообразия.

Когда школьников отпустили на большую перемену, Том подбежал к Бекки Тэтчер и шепнул ей:

– Наденьте шляпку, как будто идете домой, а когда дойдете до угла, как-нибудь отстаньте от других девочек, сверните в переулок и приходите обратно. А я пойду другой дорогой и тоже так сделаю, удеру от своих.

Так они сделали – он пошел с одной группой школьников, она – с другой. Через несколько минут оба встретились в конце переулка и вернулись в школу, где, кроме них, не осталось никого. Они сели вдвоем за одну парту, положили перед собой грифельную доску. Том дал Бекки грифель и стал водить ее рукой по доске, показывая ей, как надо рисовать, и таким путем соорудил еще один замечательный домик. Потом интерес к искусству несколько ослабел, и они разговорились. Том плавал в блаженстве. Он спросил Бекки:

– Вы любите крыс?

– Нет, терпеть их не могу.

– Ну да, живых и я тоже. А я говорю про дохлых – чтобы вертеть вокруг головы на веревочке.

– Нет, крыс я вообще не очень люблю. Я больше люблю жевать резинку.

– Ну еще бы, и я тоже. Хорошо бы сейчас пожевать.

– Хотите? У меня есть немножко. Я дам вам пожевать, только вы потом отдайте.

Том согласился, и они стали жевать резинку по очереди, болтая ногами от избытка удовольствия.

– Вы бывали когда-нибудь в цирке? – спросил Том.

– Да, и папа сказал, что еще меня поведет, если я буду хорошо учиться.

– А я сколько раз бывал, три или даже четыре раза. Церковь дрянь по сравнению с цирком. В цирке все время что-нибудь представляют. Когда я вырасту, то пойду в клоуны.

– Да? Вот будет хорошо! Они очень красивые, все в пестром.

– Это верно. И денег загребают кучу. Бен Роджерс говорит, будто бы по целому доллару в день. Послушайте, Бекки, вы были когда-нибудь помолвлены?

– А что это значит?

– Ну как же, помолвлены, чтобы выйти замуж.

– Нет, никогда.

– А вам хотелось бы?

– Пожалуй. Я, право, не знаю. А на что это похоже?

– На что похоже? Да ни на что не похоже. Вы просто говорите мальчику, что никогда, никогда ни за кого другого не выйдете, потом целуетесь, вот и все. Это кто угодно сумеет.

– Целуетесь? А для чего же целоваться?

– Ну, знаете ли, это для того… да просто потому, что все так делают.

– Все?

– Ну конечно, все, кто влюблен друг в друга. Вы помните, что я написал на доске?

– Д-да.

– Ну что?

– Не скажу.

– Может, мне вам сказать?

– Д-да, только как-нибудь в другой раз.

– Нет, я хочу теперь.

– Нет, не теперь, лучше завтра.

– Нет, лучше теперь. Ну что вам стоит, Бекки, я шепотом, совсем потихоньку.

Так как Бекки колебалась, Том принял молчание за согласие, обнял ее за плечи и очень нежно прошептал ей:

– Я тебя люблю, – приставив губы совсем близко к ее уху; потом прибавил: – А теперь ты мне шепни то же самое.

Она отнекивалась некоторое время, потом сказала:

– Вы отвернитесь, чтобы вам было не видно, тогда я шепну. Только не рассказывайте никому. Не расскажете, Том? Никому на свете, хорошо?

– Нет, ни за что никому не скажу. Ну же, Бекки!

Он отвернулся. Она наклонилась так близко, что от ее дыхания зашевелились волосы Тома, и шепнула: «Я – вас – люблю! « И, вскочив с места, она начала бегать вокруг парт и скамеек, а Том за ней; потом она забилась в уголок, закрыв лицо белым фартучком. Том, обняв Бекки за шею, стал ее уговаривать: