Шрифт:
— Где же это ты так лихо пристроился?
— А! Вот и я о том же — лихо! Есть у меня одно местечко укромное, жаль, отсюда не видать. Знаешь, где рыбацкое поселение?
— Кто ж не знает!
— Ну вот, ежели на него идти, а потом к Пограничью свернуть, там вскорости и моя хибара объявится. Не такая, как у тебя была, признаю, но жить можно. И хорошо можно. Даже вдвоем. Намек поняла?
— Что ты там жируешь? Да уж поняла. — Гверна по-прежнему не оглядывалась, но по голосу было заметно, что она улыбается.
— Ну «жируешь» — это оно, конечно, громко сказано, но возражать особо не стану. Нравится мне там. Сам, знаешь ли, возвел хоромы. Я ведь по дереву давненько промышляю. Кое-что, говорят, умею. Строил себе избу по старым уставам, до половины в землю врыл, брус тесал, пол доской сосновой выкладывал. Над землей почти не видна, а стоять в полный рост можно. И даже подпрыгивать.
— И часто ты подпрыгиваешь?
— А еще по секрету могу сказать, что у меня прям в доме вода есть, источником бьет из стены. Удобная вещь. Чистая, зараза, зимой холодная, аж зубы режет.
— У тебя и зубы есть?
— У меня все есть, если ты не заметила.
— Заметила, заметила. Что ж ты, раз вольницу любишь, сюда к нам, обычным людям, попал?
— Так ведь я не шеважа какой, чтобы в дикости прозябать. И не только для себя строить умею. Вон сын твой, поди, благое дело затевал. Почему, думаю, не помочь ребятам. Жаль, что все так никудышно обернулось.
— Что там у вас стряслось-то? — Гверна впервые оглянулась на собеседника через плечо: — Сказывали, какие-то чужеземцы на вас напали.
— Было дело. Только, сдается мне, чужеземцы нас меньше потрепали, чем свои же. Примчались, согнали всех с работы, повернули рылом к дому и велели уматывать. Очень приятно и полезно. Особенно когда оплаты за все дни мы так и не увидели. Спасатели! Правильно твой Хейзит рассуждает, что если бы спасти по уму хотели, то людишек бы подкинули, а не забрали. Эй, впереди, там точно дорога есть?
Тангай имел в виду, что теперь им проходилось буквально протискиваться между промерзшими стенами.
— Была б сейчас не зима, — продолжал он, так и не получив ответа, — все б уже давно по уши в грязи были. В тепло тут, видать, нешуточно подтекает. Не хотел бы застрять в ожидании лета. Может, вернемся, пока не поздно? Кажись, парочку боковых коридоров мы миновали.
— Нет, мы правильно идем, — послышался впереди спокойный голос Гийса. — Если раньше времени свернем, можем обратно в замок угодить.
— Ты это каким местом чуешь? Может, и меня, пока суд да дело, научишь?
— Это место не у всех есть, — отозвался Гийс. — Как говаривали наши предки, «как шеважа ни учи, он не ляжет на печи».
— А я и позабыл, что ты лучше нас всех знаешь, как говаривали наши предки! — воскликнул Тангай. — А про умников слыхал?
— Слыхал.
— Ну и…
— «Умника учить, что осоку точить».
— Ишь ты! А я вот другую припоминаю: «Умником родился, дураком сгодился».
— Я даже представляю, кто мог такую поговорку сочинить, — заметил Гийс. Ему вторило женское хихиканье.
Тангай хотел было набрать в грудь побольше воздуха, чтобы выпалить очередную порцию колкостей, однако пробираться вперед и без того стало слишком туго. Пришлось выдохнуть. Вроде полегчало. Да и проход перестал сужаться. Скоро по нему снова можно было идти вольно, не поворачиваясь боком.
— Кстати о печах, — заговорил Тангай. — Давно хотел тебя спросить, Хейзит, ты когда-нибудь раньше из своих камней глиняных печи строил?
— Нет, не приходилось. А что?
— А откуда ты тогда взял, что, если большую печь построишь, она будет жар давать, как обычная?
— Ниоткуда. Знаю — и все. Ты сам-то в печах понимаешь?
— Понимаю, сам себе лепил.
— И как лепил?
— А ты не знаешь, что ли? Как водится. Остов сперва деревянный. Потом глину берешь и лепишь. У меня ничего себе, хорошая получилась. Топка глубокая.
— А еще как можно печь сотворить?
— Как мы раньше иногда творили. Берутся ровные камни и укладываются в глину. Печки получаются покрасивше тех, что на деревянной основе, и тепло хранят, надо сказать, подольше. Только где ж теперь столько камней наберешь?
— Вот ты, считай, сам на свой вопрос и ответил. Мои камни одинаковые, удобнее любого булыжника. Тепло упорно держат. Глина и камень — одно целое получается. Поди плохо! А внутри все как у обычной печи. Должно было получиться.