Стефан действительно разозлился — и оказался перед нелегким выбором. Он знал, что Дамону интересно все, что связано с Еленой. Уже одно это было плохо. Но, кроме того, он заметил, что глаза брата как-то странно блеснули. В его зрачках на миг словно бы отразилось далекое пламя. Чем бы Дамон сегодня ни занимался, все это было ненормально. Стефан не знал, что происходит, но догадывался, как Дамон намеревается закончить разговор.

— А вампир не должен платить, — продолжал Дамон с самыми язвительными интонациями, на какие был способен. — Мы же плохие, и нам давно пора было превратиться в пыль. Я правильно говорю, братишка? — Он вытянул руку. На пальце было лазуритовое кольцо, благодаря которому золотой свет полуденного солнца не обращал его в пыль. Стефан попробовал отойти, но Дамон той же рукой прижал его запястье к стене.

Стефан попытался его обмануть — дернулся влево и сразу же мотнулся вправо, пытаясь высвободить руку. Но Дамой двигался стремительно, как змея. Нет, быстрее змеи. Намного быстрее, чем обычно. Он поглотил много жизненной энергии, и эта энергия придавала ему и скорость, и силу.

— Дамон, ты... — Стефан был в таком бешенстве, что быстро потерял мысль и попытался сделать Дамону подножку.

— Да, я Дамон, — сказал Дамон торжествуюхще-ядовито, — и, если мне не хочется платить, я не плачу. Я беру то, что мне нравится. Безвозмездно.

Стефан взглянул в его яростные непроницаемо-темные глаза и снова заметил крохотную вспышку пламени. Он попытался собраться с мыслями. Дамон всегда им был рад затеять драку и всегда был обидчив. Но не так. Стефан слишком давно знал его, чтобы понять: сейчас чего-то не хватает, что-то не так. Дамона словно била лихорадка. Стефан направил на брата струйку Силы — что-то вроде радиолокатора, который должен был определить, что именно изменилось.

— Я нижу, что ты уловил суть, но так у тебя ничего не получится, — сухо сказал Дамон, и в ту же секунду все тело Стефана, все его внутренности запылали как в огне. Это Дамон яростно ударил его хлыстом собственной Силы.

Какой бы сильной ни была боль, Стефан не должен был терять хладнокровие и здравый смысл. Поддаваться импульсам нельзя, надо думать. Он незаметно повернул голову к двери общежития. Только бы Елена не вышла...

Но думать было трудно, потому что Дамон продолжал его хлестать. Он часто и тяжело дышал.

— Вот так, — сказал он. — Мы, вампиры, берем — вот что тебе надо усвоить.

— Дамон, мы должны заботиться друг о друге. Мы дали слово...

— Вот-вот. Сейчас я о тебе, позабочусь.

Дамон укусил его.

Дамон стал пить его кровь.

От этого было еще больнее, чем от ударов Силы, и Стефан решил, что лучше не дергаться. Острые, как бритвы, зубы, вонзившиеся в сонную артерию, сами по себе не могли бы причинить такую боль, но Дамон, схватив Стефана за волосы, специально повернул его голову под таким углом, чтобы ему было как можно больнее.

И тут Стефану стало больно по-настоящему. Когда у тебя отбирают кровь против воли, а ты сопротивляешься, это невыносимо. Люди, описывавшие это ощущение, сравнивали его с чувством, будто из твоего живого тела вырывают душу. Они были согласны на все, лишь бы избежать этой муки. Стефан понимал: это одно из самых страшных физических мучений, которые ему приходилось переносить. Слезы выступили у него на глазах и поползли по вискам и темным волосам.

Но для вампира тут было и кое-что похуже — унижение от того, что другой вампир использует тебя как человеческое существо, как мясо. В ушах Стефана отдавался стук сердца, когда он извивался под парой острых ножей — клыков Дамона — и пытался пережить унижение от того, что его используют. Хорошо хоть, что Елена послушалась и осталась в комнате.

У него уже мелькнула мысль — что, если Дамон действительно спятил и хочет его убить, — как вдруг он полетел на землю от сильного толчка. Это Дамон отшвырнул его. Стефан упал на землю лицом, перевернулся на спину и увидел, что Дамон снова стоит над ним. Стефан зажал пальцами рану на шее.

— А теперь, — холодно сказал Дамон, — ты сходишь наверх и принесешь мне мою куртку.

Стефан медленно поднялся. Он понимал, что сейчас Дамон вне себя от счастья, — он радуется, что Стефан унижен, что его аккуратная одежда помялась, и к ней прилипли травинки и грязь со скудных клумб миссис Флауэрс. Стефан кое-как отряхнулся одной рукой — вторую он по-прежнему прижимал к шее.

— Какой ты стал послушный, — заметил Дамон, подходя к «феррари» и облизывая губы и десны. Его глаза сузились от наслаждения. — Не огрызаешься? Вообще ни слова не сказал? Пожалуй, стоит почаще давать тебе такие уроки.

Стефан с трудом передвигал ноги. «Что ж, все прошло неплохо, насколько это было возможно», — подумал он, поворачиваясь к общежитию. И остолбенел.

Из единственного окна, не закрытого ставнями, выгнулась Елена. В руках у нее была куртка Дамона. Лицо Елены было очень серьезным — судя по всему, она все видела.

Стефан был потрясен, но Дамон, похоже, — еще больше.

Елена покрутила куртку Дамона на пальце и бросила ее вниз. Куртка упала к ногам Стефана.

К изумлению Стефана, Дамон побледнел. Он поднял куртку, и лицо у него было таким, словно ему было мучительно до нее дотрагиваться. Все это время он не сводил глаз с Елены. Потом сел в машину.