Шрифт:
«Я знаю, что он здесь делает!» Ответ пришел внезапно. « Этот его фильм с актрисками – все это туфта, Прикрытие, А на самом деле, он готовится взорвать Лос-Анджелес!»
Разыгравшееся воображение уже рисовало ей дикие картины: ракеты, выпущенные с автостоянки на смотровой площадке Раньон Каньона, разносят в пыль павильоны и контору «XX век. Фокс»; террористы-самоубийцы подрывают себя на заключительной церемонии «American Idol»; радиоуправляемые торпеды блуждают по сети городского водоснабжения... Она уже видела себя набирающей номер CNN и предупреждающей об угрозе терактов: «Он красив, сексуален, и при этом он думает лишь об одном – как стереть нас с лица земли: Пьер Феррамо...»
Стрелка, показывающая на подъездную дорожку к «Стандард Отелю», характерным образом смотрела вниз – очевидно, предупреждая об «атмосфере безумия», присущей гостинице. Когда-то здесь был дом престарелых, но недавно его перестроили, превратив в храм голливудской роскоши с претензией на ретро. Контраст бывших и нынешних постояльцев был более, чем разителен. Вряд ли Оливия видела сразу столько красивых молодых людей, толпящихся на одном пятачке и названивающих по мобильному: девицы в камуфляжных брюках и бюстгальтерах от бикини, девицы в платьицах типа «сейчас соскользну», девицы в джинсах, надетых настолько ниже талии, что трусики торчали из них сантиметров на пять, бритоголовые мужики с козлиными бороденками, мужики в обтягивающих джинсах, из которых картинно выпирало мужское достоинство, мужики в рэпперских штанах-трубах, гордые тем, что ширинка начинается где-то на уровне колен... Вдоль стен, подвешенные на цепях к потолку, покачивались скамьи из прозрачного пластика, похожие на стручки фасоли. Пол, а также стены и потолок были обиты табачного цвета ковролином. У самого спуска к бассейну гордо возвышался навороченный ди-джейский пульт, за которым какой-то чудик крутил винил, а позади стойки администратора в стену было вмуровано что-то вроде стеклянной клетки, где девица в одном нижнем белье телесного цвета сидела и читала какую-то книгу. Оливия несколько растерялась – примерно так должен чувствовать себя семидесятилетний, страдающий одышкой профессор, к которому на улице подошла теплая компания и предложила прокатить его голой задницей по асфальту. Н-да... Гостиница, как никакая другая, оправдывала свое название.
Портье первым делом передал ей записку от Мелиссы. Та поздравляла мисс Джоулз с приездом в Лос-Анджелес и сообщала, что актерские пробы начнутся утром, а их киногруппу легко можно найти, заглянув в бар, или в холле.
Дальше все повторилось, как в прошлый раз. Подскочивший к ней коридорный настоял на том, чтобы помочь ей поднять вещи в номер – хотя вещей у нее по-прежнему почти не было. Лицо коридорного напомнило Оливии детские игрушки, сделанные по принципу фоторобота – когда магнитами на овале, изображающем голову, крепятся усы, борода и так далее. У парня, – точнее, у мужика, – были крашеные черные волосы, козлиная бороденка, длинные баки и узенькие очечки в черной оправе. Зрелище еще то. Рубашка на парне была расстегнута почти до пупа – чтобы всем была видна его грудь качка-любителя.
Коридорный распахнул перед ней дверь номера: низкая кровать посередине, выложенная оранжевой плиткой ванная, светло-голубой пол, и кушетка с пуфиками серебристого цвета. «Может, не стоит всю квартиру оформлять в белом?– рассеянно подумала Оливия. – Сделать в стиле семидесятых: все разноцветное, яркое, стулья вроде качелей...»
– Как Вам номер? – поинтересовался коридорный.
– Похоже на домик для Барби, – поморщилась Оливия.
– Э-э-э. Боюсь, меня в ту пору еще и на свете не было...
«Aгa, поганец,– мысленно огрызнулась Оливия. – Рассказывай. Тебе уж за тридцать перевали ло». Она обратила внимание на глаза мужика. Ярко-голубые, неглупые глаза как-то особенно не вязались с крашеными бакенбардами. Жертва моды? Легким движением он поставил ее чемодан на кровать – будто тот вообще ничего не весил. И это накачанное тело – оно тоже контрастировало с прической. Хотя в Лос-Анджелесе и не такое увидишь: коридорный, он же по совместительству актер, он же культурист, он же интеллектуал...
– Ну вот, – сказал мужик, одним движением подняв массивное раздвижное окно, словно то весило не больше какой-нибудь тюлевой занавески. В комнату тут же хлынула лавина звуков: веселье у бассейна было в самом разгаре – мигала цветомузыка, басы, что есть силы, лупили по барабанным перепонкам. А поверх этого – небо Лос-Анджелеса: верхушки пальм, украшенные гирляндами лампочек, неоновая вывеска «ОТЕЛЬ МИРАДОР» – ожерелье переливающихся огней на черном бархате ночи.
– Весьма предрасполагает к отдыху, – съязвила Оливия.
– Откуда Вы приехали?
– Из Майами.
Парень на мгновение взял ее руку – твердо и властно, будто только тем всю жизнь и занимался, – и стал изучать ожог.
– А это? Фондюшницу на себя опрокинули?
– Нет. Кастрюльку с йоркширским пудингом.
– И все же?
– Обожглась, с кем не бывает?
– И что же привело Вас в Лос-Анджелес?
– Вам доводилось слышать такое выражение: «аура тайны»?
Ответом был его короткий смешок:
– Мне нравится Ваш акцент.
– Там, откуда я приехала, все так говорят.
– Вы тут работаете? Актриса?
– Нет. А Вы что здесь делаете?
– А я – коридорный. Может, хотите потом выпить?
– Нет.
– Ладно. Еще что-нибудь?
«Ага. Смазать целебным бальзамом мои ноющие кости, перебинтовать обожженную руку – как насчет этого, весь такой сильный, такой интеллектуальный из себя качок ты наш?»
– Нет, спасибо.
– Ну хорошо. Не принимайте все так близко к сердцу!