Шрифт:
— Мне пора отправляться на встречу, мадам.
Несколько мгновений Джемма сидела не двигаясь, а затем подняла на него глаза.
— Леопольд!
Лишь по легкому трепету его ресниц можно было понять, что Вильерс услышал, как она назвала его по имени.
Джемма не знала, что сказать.
— Ох, едва не забыл! — бросил герцог. — Я привез вам подарок.
Джемма встала. Она была не в силах подобрать нужные слова, потому что не знала, каким будет его ответ.
— Подарок? — переспросила она.
Он вынул из кармана веер и положил его на столик.
— Просто безделица, знак внимания, — вымолвил Вильерс. — Он заставлял меня думать о вас. — Герцог повернулся к двери.
— Подождите…
Вильерс оглянулся.
— Когда вы собираетесь в Ревелс-Хаус?
— Завтра я вернусь в Фонтхилл, — проговорил он. — Если дочь Стрейнджа до сих пор больна, я отправлюсь в Ревелс-Хаус через несколько дней.
Джемма кивнула.
— Я позабочусь о том, чтобы и вас пригласили на свадьбу.
— Мы с Бомоном будем счастливы посетить церемонию. — Джемма и сама не могла понять, почему ей захотелось упомянуть имя мужа в разговоре. И дело даже не в том, что Элайджа отказывался спать с ней до тех пор, пока игра в шахматы с Вильерсом не закончится. Просто он понимал, что она может стать любовницей Вильерса.
Еще долго после того, как дверь за Вильерсом и его розовыми шелками закрылась, Джемма сидела на месте и думала… о мужчинах. О мужьях, любовниках, опытных шахматистах, наследниках.
В общем, о мужчинах.
Глава 9
Гop-Хаус, Кенсингтон
Лондонская резиденция герцога Бомона
27 февраля 1784 года
На следующее утро
Сказав кучеру, куда держать путь, Исидора села в карету и принялась стягивать с рук перчатки.
— Вы всегда при первой же возможности снимаете перчатки? — поинтересовался Симеон.
Исидора посмотрела на мужа.
— А вы вообще их не носите, — заметила она. К тому же на нем не было ни галстука, ни парика, ни жилета, но к чему говорить об этом?
— Я не люблю перчатки, да и вы, по-моему, тоже, — заметил он.
— Да, — призналась Исидора.
Наклонившись вперед, он взял ее за руку и перевернул ладонью вверх. У него была большая мозолистая рука, как у простого рабочего, и он не носил колец.
— Предскажете мне будущее? — спросила Исидора.
— Не знаю, как это делается, — пожал плечами Симеон. — Как-то раз мне самому в Индии сделали предсказание. Но вся процедура предсказания напугала меня до полусмерти, и я никогда в жизни больше не играл с теми людьми.
— И что же вам сказали? — Трудно было представить себе большого и бесстрашного Козуэя, который испугался предсказателя судьбы.
— Он мне сказал, что только я сам могу сделать так, чтобы то, что он мне предсказал, не сбылось, — ответил Симеон.
Исидора сгорала от любопытства.
— Прошу вас, расскажите, как было дело! — взмолилась она.
Он лишь покачал головой:
— Нет, может быть, лишь тогда, когда мы состаримся и поседеем.
— Если только мы будем стариться и седеть вместе, — промолвила она.
— Вы сердитесь на меня за то, что я не вернулся, когда вы повзрослели, или за то, что я предлагаю вам воспользоваться шансом и аннулировать брак? — спросил Симеон.
— Вовсе я на вас не сержусь, — ответила Исидора, отнимая у него руку. В ее голосе звучало нетерпение, но она не могла держать себя в руках рядом с этим огромным мужчиной.
Стыдно, но, глядя на него, она думала о том, что он… девственник. Как он мог остаться невинным? Он такой мужественный — настоящий самец!
Исидора почувствовала, что ее лицо заливает краска.
— Или, может, вы сердитесь на меня за то, что я не знаком с интимной стороной жизни супругов?
— Нет! — ответила она, отворачиваясь к окну. — Смотрите, Козуэй, мы проезжаем Сомерсет-Хаус. Если вы повернете голову, то сможете увидеть лоджию на южной террасе. Она только что сооружена… «Судебные инны» совсем рядом.