— Думаешь, у всех такие же ощущения? — спросила она.

— Поэты много об этом писали, — лениво промолвил Симеон. Он лежал на спине, закинув одну руку себе за голову, а вторую положив на ее бедро. — Был такой древний персидский поэт-суфий по имени Джалаладдин Руми… Он говорил о желании, как о болезни, дарящей радость.

— Но это же удовольствие, — сказала Исидора. — И если плотская близость всегда так приятна, почему люди постоянно не занимаются любовью?

Симеон потянулся.

— Знаешь, мне кажется, мы ждали так долго, что стали похожими на вулканы, готовые в любой момент извергнуть лаву. И мне известно, что порой физическая близость может быть очень-очень неприятной, — добавил Симеон, поворачиваясь к ней лицом. — Нам с тобой повезло, мы счастливчики. Иногда люди не подходят друг другу, насколько я понимаю. И тогда им плохо вместе. А бывает, что один человек не находит другого привлекательным. — Сонная улыбка Симеона говорила о том, что такие вещи для него не проблема.

Да и для Исидоры — тоже. Когда они занимались любовью, ей порой казалось, что ее сердце обнажается. Занимались любовью…

— А как ты считаешь, неженатые люди могут испытывать такие же ощущения? — спросила она, будучи не в силах произнести слово «любовь». Любит ли она его?

Симеон рассмеялся в ответ, а Исидора скорчила гримаску.

— Ты спрашиваешь, может ли свидетельство о браке увеличить удовольствие?

— Да, похоже, я глупость сморозила, — сказала Исидора.

Однако в глубине души ей казалось, что Симеон не понял, что она имеет в виду. Впрочем, она и сама до кон-ца не понимала.

— Нам надо поговорить серьезно, Исидора, — промолвил Козуэй.

— М-м?

— Мы должны разработать план.

— План? — удивилась она.

— План, касающийся нашего брака, — уточнил он. — Ни один из нас не соответствует полностью тому образу супруга, который сложился у нас в голове. Поэтому мы просто должны попробовать измениться. Насколько это возможно. И тогда мы уже не будем казаться друг другу такими странными. Итак, если бы я был не я и если бы у тебя была возможность выбрать любого светского мужчину, каким бы ты хотела его видеть?

Исидора захихикала.

— Может, рыжим?

— Я серьезно говорю, — обиделся Симеон.

— К чему нам быть серьезными? — простонала Исидора. — Уже давно за полночь. Я устала.

— Можем подольше поспать утром, — отозвался он. — Никто не посмеет нас разбудить. Послушай меня, Исидора, это важно.

Исидора попыталась собраться с мыслями.

— Так ты серьезно? Тебе интересно, какого мужчину я бы предпочла?

— Давай, я уточню. Думаю, было бы правильнее спросить у тебя, насколько он отличался бы от меня?

Она задумалась.

— Исидора, — терпеливо продолжал Симеон, — я не глупец. Я твой муж, который только что сделал тебя очень счастливой. И я не почувствую себя оскорбленным, если ты скажешь, что мне следует чаще носить галстук.

— Знаешь, теперь, когда ты об этом заговорил…

— Но только не парик, — встревожился Симеон. — Я не уверен, что смогу носить парик.

— А что скажешь насчет небольшого количества пудры для важных случаев?

— Например, для поездок ко двору?

— Да нет, не только для поездок ко двору, — покачала головой Исидора. — Например, на балы в Лондоне. Для тех мест, в которых ты окажешься единственным мужчиной в толпе с ненапудренными волосами.

— Но только не парик, — повторил Симеон. — Я не смогу терпеть эти чудовищные букли над ушами, похожие на улиток.

— А ты не мог бы выглядеть более респектабельно? — Она улыбнулась мужу. — Ты мой, а это означает, что не все леди смогут любоваться твоей наготой.

— Мне это нравится, — с медленной улыбкой произнес Симеон.

— И я бы предпочла, чтобы они не увидели твои голые ноги в обожаемых тобой коротких штанах, — добавила она.

Похоже, Симеон встревожился.

— Я не смогу прекратить бегать, Исидора, — сказал он. — Бег — часть моей сущности.

— Но может, ты сменишь короткие штаны на длинные?

Он кивнул.

— Что еще?

— Я правда не могу сейчас думать о чем-то, — сказала Исидора. Ее охватывала сладкая нега.