Журналисты нацелили на Зорина диктофоны. Глебушка что-то быстро черкал на карточках из плотной бумаги. Шаманы и старейшины понимали едва ли половину из того, что говорил потенциальный губернатор, но тем не менее одновременно из вежливости кивали.

«Кто из них Иван Пинович Рультетегин? — думал Белов, прячась за спинами репортеров. — Волк или морж? Странно… Они выглядят так подобострастно… Неужели они могут обладать хоть каким-нибудь авторитетом? Ни за что бы не подумал».

Зорин, дочитав карточки до конца, посмотрел на Хайловского; тот незаметно сунул ему в ладонь еще одну. Виктор Петрович наскоро пробежал ее глазами и улыбнулся.

— И напоследок хотелось бы добавить еще кое-что. К сожалению, в последнее время появилось множество полукриминальных политиков, которые пекутся о народном благе только на словах, а на деле стараются хапнуть побольше и вывезти деньги за рубеж. Но мы-то с вами понимаем, что руководить таким сложным регионом, как Камчатка… — Зорин выдержал театральную паузу и голосом Левитана произнес: — Это вам не огурцы алюминиевые солить в брезентовой кадушке!

Журналисты, повинуясь невидимой дирижерской палочке Хайловского, организованно засмеялись. Смех продлился положенные по сценарию десять секунд и потом так же организованно оборвался.

Зорин улыбнулся мудрой отеческой улыбкой и снисходительно сказал:

— Я не хочу никого ни в чем упрекать. Как говорится, не судите, да не судимы будете… Понятно, что путь из Петропавловска-Камчатского до Ильпырского неблизкий. Кому захочется лететь на край света, если лучше остаться в городе, где к твоим услугам — теплая ванна и персональный автомобиль? Но, скажу вам откровенно — я даже рад, что сегодня их нет среди нас. Они не помешают нам веселиться. А я счастлив быть с вами! Как говорится, «самолет — хорошо, пароход — хорошо, а олени — лучше»! И мне очень хочется заарканить парочку и прокатиться с ветерком на оленьей упряжке! Кто со мной наперегонки, а? — Журналисты благоразумно молчали. Зорин сцепил руки в замок и воздел их над головой. — С Праздником лета, друзья!

Хайловский зааплодировал, и все присутствующие, как по команде, последовали его примеру. Но задуманного торжественного финала не получилось. И виной тому — невысокий молодой человек с ладной фигурой и открытым лицом. Очень просто, даже можно сказать, невзрачно одетый, он вдруг пробился сквозь толпу и встал рядом с Зориным. Молодой человек аплодировал громче всех. Он выждал; когда крики радости немного утихнут, и заявил:

— Я от всей души присоединяюсь к поздравлениям Виктора Петровича. Праздник лета — большое событие для каждого камчадала. И для меня — тоже. Поэтому я здесь. К сожалению, я — не мастер красиво говорить, а человек дела. По мне, так и впрямь лучше заарканить парочку оленей и прокатиться с ветерком! — Он повернулся к Зорину. — Что скажете, Виктор Петрович?

Зорин сначала побледнел, потом кровь бросилась ему в лицо. Не разжимая губ, он проговорил — так тихо, что только молодой человек мог его услышать:

— Черт тебя побери, Белов! Откуда ты только взялся?

Саша, не переставая улыбаться, продолжал:

— Вы бросили вызов, я его принял. — Он понизил голос и добавил уже тише: — Вас никто не тянул за язык. Согласитесь или пойдете на попятный? Не забывайте о телекамерах! На нас смотрят! Улыбайтесь, Виктор Петрович!

Журналисты видели, что все идет не так, как запланировано. Внезапное появление еще одного кандидата в губернаторы было полной неожиданностью. Ситуация попахивала легким скандалом, который каждый репортер боялся упустить. Чувство корпоративной солидарности в журналистском мире — понятие довольно расплывчатое; если не ты дашь новость в эфир, кто-нибудь другой сделает это вместо тебя. Поэтому камеры продолжали работать, а кассеты в диктофонах крутиться.

У Зорина от волнения пересохло во рту — ситуация явно вышла из-под контроля. Однако кремлевский опыт — он и в Африке опыт. Виктор Петрович внутренне собрался и, расправив плечи, гордо произнес:

— Я от своих слов не отказываюсь. Устроим гонку.

Глебушка пребывал в состоянии, весьма близком к панике: его идеальный сценарий пошел насмарку. Только сознание того, что он находится в кадре, помешало ему схватиться за голову…

Белов в одно мгновение стал центром всеобщего внимания. Теперь камеры были направлены на него. Саша отошел от священного столба и направился к упряжкам, стоявшим невдалеке от места, где местные жители раскладывали огромный костер. Белов ни разу в жизни не ездил на оленьей упряжке; так почему бы не попробовать прямо сейчас? Он был молод и легок на подъем, в крови бурлил адреналин, глаза горели бойцовским азартом.

Первую минуту репортеры дружной толпой следовали за ним, потом начали отставать, но Саша этого даже не заметил. Он сосредоточился на одной-единственной мысли — победить. Он не видел, как Хайловский догнал журналистов, что-то им сказал, и телеоператоры послушно опустили камеры. Белов шагал вперед, ощущая, как играет кровь, и вдруг почувствовал, что кто-то положил руку ему на плечо. Саша резко обернулся. Перед ним стоял тот самый вертлявый человечек с круглым лицом и бегающими глазками за узкими стеклами очков.

— Александр Николаевич! — сказал он. — Мы с вами незнакомы. Позвольте представиться — Хайловский. Глеб Андреевич.

Белов окинул его оценивающим взглядом.

— Чем обязан? — спросил он.

— Александр Николаевич… — вкрадчиво начал Хайловский. — Мы же с вами — взрослые люди. Вот и давайте рассуждать и вести себя, как взрослые люди. К чему эти мальчишества и сумасшедшие выходки?

— Что вы имеете в виду? — не понял Белов.

— Ну-у-у… Все эти гонки. — Глеб хихикнул. — Вы же понимаете, какой из Виктора Петровича ездок? Его от таких забав удар хватит… Не приведи Господь, конечно.