— Ладно, — перебил Бакман. — Так каковы его намерения? Кто он такой?

— Мы следим за ним через микропередатчик. Пытаемся разобраться с материалом на него в банке данных. Но, как вы прочитали в моих записках, я полагаю, что субъект сумел изъять свое досье из всех центральных банков данных. Его там просто-напросто нет. А оно должно там быть. Каждый школьник знает, что там есть досье на всех. Таков закон. Мы обязаны…

— И все-таки там его нет, — перебил Бакман.

— Так точно, мистер Бакман. Но ведь когда досье нет, на то должна быть причина. Его же не просто так там нет; кто-то его оттуда стащил.

— «Стащил», — с удовольствием повторил Бакман.

— Украл, изъял. — Макнульти выглядел удрученным. — Я только начал с этим разбираться, мистер Бакман; через двадцать четыре часа я буду знать больше.

Черт возьми, мы можем в любой момент его сцапать. Не думаю, что это так важно. Он просто какой-то проходимец, у которого хватило влияния, чтобы изъять свое досье из…

— Ладно, — перебил Бакман. — Идите спать. — Он повесил трубку, постоял немного, затем направился в свои внутренние кабинеты. Размышляя по дороге.

В главном кабинете Бакмана на диване спала его сестра Алайс. Одетая, как с острым неудовольствием отметил Феликс Бакман, в обтягивающие черные брюки и мужскую кожаную куртку, подпоясанную цепью с пряжкой из сварочного железа. В ушах у Алайс виднелись серьги-обручи. Она явно накачалась наркотиками. И сумела, как это нередко случалось, завладеть одним из ключей своего брата.

— Черт тебя подери, — рявкнул Бакман, торопливо закрывая дверь кабинета, прежде чем Герб Майм сумел бы заметить спящую.

Алайс зашевелилась во сне. Ее кошачья мордашка раздраженно нахмурилась. Затем правой рукой она потянулась вырубить верхнюю лампу дневного света, которую Бакман как раз включил.

Ухватив сестру за плечи — и без малейшего удовольствия ощупывая ее тугие мышцы, — Бакман привел ее в сидячее положение.

— Ну, что на этот раз? — поинтересовался он. — Термалин?

— Не-а. — Речь Алайс была, разумеется, не слишком разборчивой. — Гексофенофрина гидросульфат. Чистый. Подкожно.

Бакман двумя пальцами открыл ее громадные бледные глаза, которые сразу же уставились на него с бурным недовольством.

— Какого черта ты вечно сюда заявляешься? — спросил Бакман. Где бы она до упора не нафетишизировалась и (или) не накачалась наркотиками, Алайс всегда приволакивалась именно сюда, в его главный кабинет. И все объяснения, на какие она за все это время сподобилась, составляла невнятная фраза про «око тайфуна». Скорее всего, это означало, что здесь Алайс чувствует себя в безопасности от ареста — здесь, в центральных кабинетах Полицейской академии. Благодаря, разумеется, высокому положению своего брата.

— Фетишистка, — со злобой рявкнул ей Бакман. — Мы таких по сотне в день куда надо оформляем. Тебе подобных — в черной коже, в кольчуге из цепей и с искусственными пенисами. — Он стоял, шумно дыша и с ужасом чувствуя, что дрожит.

Зевая, Алайс соскользнула с дивана, выпрямилась и развела своими длинными, изящными руками.

— Вот славно, что уже вечер, — беззаботно сказала она с плотно зажмуренными глазами. — Теперь можно отправляться домой и лечь поспать.

— И как ты планируешь отсюда выбраться? — поинтересовался Бакман. Но он и сам знал. Каждый раз повторялся один и тот же ритуал. В ход пускалась подъемная труба для «изолированных» политических преступников: она вела от его самого северного кабинета на крышу, а следовательно, к стоянке шустрецов. Алайс приходила и уходила этим путем, беспечно пользуясь ключом своего брата. — В один прекрасный день, — сказал ей Бакман, — кто-нибудь из сотрудников будет использовать ту трубу по назначению и наткнется там на тебя.

— Интересно, что он тогда сделает? — Алайс взъерошила свой седой ежик. — Молю вас, скажите мне, сэр. Ну пожалуйста. Он что, повергнет меня в страшное раскаяние?

— Стоит только раз взглянуть на твою физиономию с этим пресыщенным выражением…

— Все знают, что я твоя сестра.

— Верно, знают, — резко сказал Бакман. — Потому что ты вечно сюда заявляешься. По какой-то чертовой причине — или вообще без причины.

Удобно усаживаясь на край ближайшего стола, Алайс серьезно посмотрела на брата.

— А тебя это и впрямь раздражает.

— Да, это действительно меня раздражает.

— Что именно? Что я прихожу сюда и ставлю под угрозу твою работу?

— Ты не можешь поставить под угрозу мою работу, — сказал Бакман. — Надо мной только пятеро начальников, не считая министра обороны. Все они про тебя знают и ничего не могут поделать. Так что ты можешь делать все, что тебе вздумается. — После чего Бакман, бурля негодованием, вышел из северного кабинета и по тусклому коридору направился в более крупный комплекс помещений, где он обычно и проделывал большую часть своей работы.