Настоящий базар и непередаваемая суматоха воцаряются в доме Суковых как только те привозят Владю. Квартира перевёрнута вверх ногами, возгласы приветствия, шум, разбросанная одежда. Крик малыша. Проходит некоторое время, прежде чем ребята привыкают к этому внезапному беспорядку.

— Очень хорошо, что вы дома, — кричит тётя, — не придётся искать вас по радио!

— Зачем же снова искать? — отвечает с достоинством Отка.

Волосы у тёти теперь растрёпаны, от причёски ничего не осталось, но лицо сияет так, будто она выиграла миллион.

— Пойдите взгляните на Владю, — предлагает тётя.

— Да, посмотрите на Владю, — приглашает детей и дядя. И он весёлый, хотя глаза у него усталые.

Но что дети видят? Малыша со сморщенным личиком, о котором ничего ещё сказать нельзя. Он даже и на ребёнка пока не похож.

— Ведь он красивый? Правда? — спрашивает тётка.

— Видали вы такого красавца? — продолжает дядя.

— Да, красивый, — отвечает, соблюдая приличие, Отка.

— Да, — невежливо отвечает Адам.

— Скоро я ему покажу аэродром, — обещает дядя.

— А я его сейчас перепеленаю, — говорит тётя и развязывает узелок с ребёночком.

В пелёнках Владя кажется ещё меньше, а может быть, он и действительно меньше, чем надлежит быть малышу. Но это только кажется ребятам из Выкани. Новые родители ничего такого не замечают. Тётя собирается расстелить сухую пелёнку, но в руки берёт её неловко. И совсем уж неловко заворачивает Владю.

— Тётя, пусти меня, — говорит Отка и сама берётся за пелёнку.

Несколько ловких движений, и пелёнка там, где ей надо быть. Владя даже перестаёт пищать и робко моргает.

— Отка, это просто замечательно! — хвалит её тётя. В эту минуту она даже не вспоминает, что Отка пеленала Яхимка, наверно, уже тысячу раз, если не больше. Ведь с весны мама ходила в поле каждый день.

— Владя понял, что он дома. — Дядя делает новое открытие.

— Скорей всего, — бормочет Адам.

— Отка, погляди, правда, Владя похож на меня! — восклицает тётя. — Ты обрати внимание, и нос, и брови, и глаза. Неужели не видишь?

— Я не умею различать, — говорит Отка.

— Вот удивительно, — присоединяется Адам, хотя никто так и не понимает, что удивительно.

— Мы должны сообщить всем друзьям и знакомым, что у нас — сын Владимир, — говорит дядя, который любит всякие торжества.

— А что вы здесь без нас делали? — спрашивает тётя.

— Мы были на Граде.

— И заходили к Прокопу.

— Мы играли, наводили порядок.

— У нас и минуты спокойной не было.

— Я так устала, — говорит в заключение Отка.

А что принесло детям письмо из Югославии? Какие они получили приказы? Немедленно возвращаться в Выкань! Родители уже тоже спешат на самолёте домой, так что скоро они там встретятся и будут жить все вместе, как раньше. Яхимек наверняка уже скучает, а куры и кролики прямо голодают. Родители скучают о детях и думают, что дети тоже по ним скучают. Хватит уже бродить по свету.

— А откуда они знают, что мы скучаем? — удивляется Отка.

— Они думают, что мы Выкань так же любим, как и они.

— Это правда, — задумывается Отка, — только им, наверное, ещё скучнее, потому что они от Выкани дальше.

— Ну, не думаю.

— Почему ты не думаешь?

— Расстояние ничего не означает. Что пять километров, что тысячи километров. Всюду скучают одинаково.

Адам, я очень рада, что ты всё знаешь, — сверкает глазами Отка, она явно довольна.

Только Адам знает не всё. Дядя продолжает читать письмо. В том селении, у Нового Сада, была буря, но не какая-нибудь особая, югославская, а самая обыкновенная, только сильная. Родители каждый день вспоминают о своей деревне и не могут уснуть даже на мягкой постели. И только в самом конце письма была одна-единственная строчка о том, что отец снова стал победителем в пахоте.

После чтения письма дядя помолчал, и дети тоже притихли. Значит, Антонин Краль, тракторист из Выкани, умеет пахать лучше всех на свете.

И в пахоте никто с ним не может сравниться. А ведь свет велик. Дети даже не могут себе представить, какой свет большой. Пахарей на нём хватает — в том числе таких пахарей, которые умеют хорошо пахать.

Лучше всех знает мир дядя Сук, потому что он знает четыре части света. И всюду видел, как люди пашут землю, только он никогда не считал пахоту особым искусством. А теперь начинает об этом раздумывать. Ведь не всякая пахота как пахота.