15 апреля со ссылкой на речь Сталина на съезде (тогда ее никто не воспринимал как призыв к дружбе с Гитлером) англичане предложили СССР также дать гарантии Польше.

17 апреля СССР выдвинул контрпредложение: «Англия, Франция и СССР заключают между собой соглашение сроком на 5-10 лет со взаимным обязательством оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств». Такая же помощь должна быть оказана «восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств» [431] .

17 апреля советский посол А. Мерекалов посетил статс-секретаря Германского МИД (первого заместителя Риббентропа) Э. Вайцзекера. Повод был вполне приличный: после захвата Чехословакии остался неурегулированный вопрос о советских военных заказах, которые были размещены на чешских заводах "Шкода". Теперь заводы стали немецкими. Будут ли немцы выполнять работу, за которую уплачены деньги? Вайцзекер ответил, что сейчас не лучший политический климат для решения подобных вопросов, но стороны высказались за улучшение отношений в будущем. По мнению немецкой исследовательницы И. Фляйшхауэр Вайцзекер к этому времени уже проникся идеями Шнурре. Из его записи беседы «видно, что разговор умело направлял статс-секретарь, и что психологическое состояние Вайцзекера побудило придать этой беседе характер политического прорыва" [432] . Немецкий исследователь делает вывод: "откровения Вайцзекера в самом деле представляли собой первый официальный шаг по сближению с СССР" [433] .

3 мая — Нарком иностранных дел СССР М. Литвинов подал в отставку. Сталину был нужен нарком иностранных дел, менее склонный к сотрудничеству с Францией. После отставки Литвинова в НКИД произведены аресты (вспомним, что этот «след» выбивали и из Кольцова). В. Молотов совместил посты председателя Совнаркома и наркома иностранных дел. Замена Литвинова на Молотова была выбором Сталина в пользу большей свободы рук в маневрировании между Западом и Германией. СССР продолжал искать возможность заключить пакт с Великобританией и Францией, но из-за жесткости Молотова и его перегруженности другими делами переговоры не шли легче. Сталин надеялся, что Молотов будет более напорист в давлении на партнеров, чем Литвинов, и эта надежда оправдалась. Напористость Молотова быстрее привела к закономерному результату — переговоры зашли в тупик. С обходительным Литвиновым движение в этом направлении шло бы медленнее.

5 мая к К. Шнурре зашел советник советского посольства Г. Астахов (опять по поводу "Шкоды" — немцы заявили о готовности выполнить советский заказ), и речь пошла о переменах в советском Наркомате иностранных дел. Шнурре докладывал: "Астахов коснулся смещения Литвинова и попытался, не задавая прямых вопросов, узнать, приведет ли это событие к изменению нашей позиции в отношении Советского Союза" [434] .

Беседы Астахова и Шнурре стали более частыми. Теперь было что обсудить — и "Шкоду", и большую политику. 17 мая Шнурре докладывал: "Астахов подробно объяснил, что в вопросах международной политики между Советской Россией и Германией нет противоречий и поэтому нет никаких причин для трений между двумя странами" [435] .

20 мая Молотов сказал германскому послу В. Шуленбургу, что для сближения двух стран отсутствует политическая основа (вернув немцам реплику Вайцзеккера). В Берлине фразу сочли "загадочной".

23 мая на совещании военные заявили Гитлеру, что в случае одновременной войны с Великобританией, Францией и СССР Германия проиграет.

26 мая Шуленбург получил указание активизировать контакты с Молотовым.

27 мая Великобритания и Франция ответили на советские предложения, согласившись на идею военного союза. Это охладило Москву к «немецкой игре». Казалось, что уже удалось напугать партнеров по «коллективной безопасности».

28 июня Шуленбург упомянул в разговоре с Молотовым, что сближение между странами одобряет сам Гитлер. Молотов сказал Шуленбургу, что похоже на то, будто Германия ведет с СССР политическую игру под предлогом хозяйственных переговоров. В Кремле помнили провал январской миссии Шнурре. Теперь руководители СССР требовали — экономические выгоды вперед. Молотов рассказывал об этой встрече: "У меня был недавно Шуленбург и тоже говорил о желательности улучшения отношений. Но ничего конкретного или внятного не захотел предложить" [436] .

29 июня Гитлер решил: «Русские должны быть информированы о том, что из их позиции мы сделали вывод, что они ставят вопрос о продолжении будущих переговоров в зависимость от принятия нами основ наших с ними экономических обсуждений в том их виде, как они были сформулированы в январе. Поскольку эта основа для нас является неприемлемой, мы в настоящее время не заинтересованы в возобновление экономических переговоров с Россией" [437] . Гитлер, по словам Вайцзекера, "опасался, что из Москвы под громкий смех последует отказ" [438] , если предложить им сближение. “Сближение” кончилось, не начавшись. Однако этот этап "принюхивания" имел большое значение. Были созданы каналы, по которым можно было практически немедленно возобновить переговоры, не привлекая внимание "мировой общественности".

6-7 июня руководители Великобритании и Франции приняли за основу советский проект договора. Можно было начинать переговоры. Молотов пригласил прибыть на переговоры своих коллег Чемберлена и Даладье. Ради Гитлера они легко проделывали подобное путешествие. На худой конец хватило бы министров иностранных дел. Но Лондон и Париж ответили, что переговоры будут вести всего лишь послы.

Стало известно, что Польша "быть четвертым не хочет, не желая давать аргументы Гитлеру" [439] . Отказ Польши участвовать в соглашении исключал переброску советских войск к месту вероятной агрессии в начале будущей войны. В случае разгрома Польши СССР мог оказаться втянутым в войну на востоке Европы один на один с Германией. Как показал более поздний опыт германо-польской войны, Великобритания и Франция не были намерены оказывать восточному союзнику активную поддержку.