— Вам удалось придать охотничьей комнате очарование конюшни, — сказал он, и улыбка тронула его узкие губы. — За столетия существования обычая эльфийской охоты такого еще никому не удавалось.

Широко расставив ноги, Мандред преградил эльфу дорогу.

— Если я правильно понял, то еще никогда ею не руководил человек.

Олловейн задумчиво кивнул.

— Даже сильные иногда ошибаются. — Он потянулся к перевязи, висевшей на бедрах, и развязал ее. Тщательно обернул оббитый серебром пояс вокруг ножен меча, затем протянул оружие Мандреду. — Я не должен был тебя побеждать.

Мандред удивленно поглядел на изящный меч, но не притронулся к нему.

— Почему? — Он не стал бы вести себя иначе, чем Олловейн. Что такого бесчестного в том, чтобы отделать кого-то, кто был настолько глуп, чтобы бросить вызов более сильному противнику?

— Так вести себя не подобает. Ты — гость королевы. — Он указал на разрез на своем плаще. — Ты едва не задел меня. Ты — человек! Это возмутило меня… Как бы там ни было, я не должен был побеждать тебя. Ты хорошо сражался… для человека.

Мандред взял меч. То самое оружие, которым он сражался против Олловейна. Меч, выкованный словно для короля.

— Вообще-то я не очень-то владею мечом, — с ухмылкой ответил Мандред. — Тебе стоило дать мне секиру.

Брови Олловейна слегка дрогнули, однако в остальном его лицо сохранило невозмутимость маски. Запустив руку под плащ, он вынул оттуда рыжую косу толщиной в палец.

— Это принадлежит тебе, сын человеческий. — Его глаза сверкали.

Мандреду потребовалось мгновение, чтобы понять, что протягивает ему Олловейн. Он испуганно ощупал свои волосы. Прямо у виска он обнаружил короткий остаток косы. Он вскипел от ярости.

— Ты… ты изувечил меня, ты, подлый ублюдок! Ты… выродок. Эльфийское отродье! — Мандред хотел вынуть из ножен меч, однако вокруг гарды и ножен был обернут пояс, и клинок ни на дюйм не обнажился. Ярл в ярости отбросил оружие прочь и поднял кулаки. — Сейчас я разделаю твой красивый прямой нос в кашу!

Эльф, словно пританцовывая, ушел от удара.

— Сейчас мы ему устроим! — взревел Айгилаос и встал на дыбы.

Олловейн поднырнул под передние подковы, снова плавно поднялся на ноги и нанес кентавру удар в бок.

Айгилаос испустил гневный вопль. Его подковы поскользнулись на гладком, выложенном мозаикой полу. Проехались по лужице пролитого вина.

Мандред хотел было отскочить с дороги, однако кентавр в отчаянной попытке ухватиться за него широко расставил руки. И оба вместе упали на пол. От крепкого удара у Мандреда перехватило дух. Мгновение он просто лежал, хватая ртом воздух. Будучи наполовину погребенным под кентавром, он был буквально не в состоянии шевельнуться.

Олловейн взял его под мышки и вытащил из-под Айгилаоса, в то время как тот предпринял безуспешную попытку снова встать на ноги.

— Дыши неглубоко! — велел эльф.

Мандред задышал, словно собака. Закружилась голова. Наконец-то, наконец-то вернулось дыхание.

— Как можно быть настолько высокомерным, чтобы напиваться накануне такой опасной охоты! — покачал головой Олловейн. — Каждый раз, как я вижу тебя, тебе удается вывести меня из равновесия, Мандред, сын человеческий! Если уж ты не думаешь о себе, то подумай о мужчинах и женщинах, которые будут сопровождать тебя. Завтра ты станешь предводителем, тебе доведется отвечать за них! Я пришлю тебе пару кобольдов, которые разгребут эти ваши конюшни, заберут у вас вино и оставят здесь пару ведер воды. Надеюсь, до завтрашнего утра вам удастся хотя бы частично прийти в себя!

— Маменькин сынок, — заплетающимся языком пролепетал Айгилаос. — Такому как ты никогда не понять настоящего мужчину.

Эльф улыбнулся.

— И правда, я никогда даже не пытался представить себе, о чем может думать конь.

Мандред промолчал. Охотнее всего он ударил бы Олловейна, однако понимал, что никогда ему не совладать с эльфом. Хуже того, в глубине души он понимал, что Олловейн прав. Глупо было напиваться. Сладкое вкусное вино соблазнило его. А еще он пытался заглушить страх. Страх перед тем, что Фрейи уже нет в живых, и страх того, что ему снова придется встретиться с человеком-кабаном.

Редко когда в тронном зале царило такое оживление, как в то утро. Нороэлль стояла у одной из стен, по которой тихо стекала вода. Рядом с ней застыла ее близкая подруга Обилее; ей было всего лишь пятнадцать лет, и она была очень хрупкой. В жестах ее сквозила робость, в мимике — любопытство. Как и Нороэлль, она была родом из Альвемера. Девушка казалась волшебнице младшей сестрой, которую той всегда хотелось иметь. Хотя белокурая и зеленоглазая Обилее была совершенно не похожа на нее, они доверяли друг другу, как сестры. Как и Нороэлль, юная эльфийка рано покинула родину. Впрочем, Нороэлль когда-то приехала сюда с родителями, тогда как Обилее передала под покровительство Нороэлль бабушка светловолосой девушки.