«Откуда у него такое спокойствие?» — невольно подумал я.

Внезапно лодка начала всплывать с нарастающей быстротой. Лейтенант торопливо заполнял балластные цистерны, пытаясь замедлить всплытие, но это не помогало. «Скейт», по-видимому, вошел в более холодный или более плотный слой воды и стал теперь значительно легче.

— Семнадцать метров, — доложил лейтенант, теперь уже с явным беспокойством в голосе.

Если нам было суждено удариться об лед, то это должно было произойти с секунды на секунду. Я невольно напряг все мускулы в ожидании сильного удара, который мог означать катастрофу.

Но никакого удара не последовало. «Скейт» поднялся до глубины двенадцать метров, задержался на какой-то момент в этом положении и снова опустился на полтора метра.

— Удерживаемся на глубине тринадцать с половиной метров, — доложил лейтенант с прежним спокойствием.

Теперь смело можно было поднять перископ.

— Поднять перископ!

Сверкающий стальной цилиндр буквально взлетел вверх по сравнению с ленивой медлительностью его подъема на глубине. Ему уже не надо было преодолевать сопротивление забортной воды. Мы всплыли! Откинув рукоятки перископа, я быстро осмотрел горизонт.

В глаза ударил ослепительный свет. Головка перископа находилась в чистом, прозрачном воздухе! Я увидел огромные глыбы торосистого льда, образующего кромку полыньи. Казалось, что лед находится на опасно близком расстоянии от нас, но тут я вспомнил, что мы просто не привыкли смотреть на близко расположенные предметы через перископ. Когда смотришь в перископ на корабль, находящийся в пяти кабельтовых от лодки, кажется, что он совсем рядом. Впечатление было такое, что глыбы льда находятся чуть ли не над лодкой.

Повернув призму вниз, я увидел, что от кромки льда нас отделяла узкая полоса темно-голубой воды. Чувство тревоги сменилось радостным возбуждением, когда я увидел небольшое голубое озеро, окаймленное живописным «берегом» из остроконечных льдин, и ледяное поле, простирающееся далеко за пределы видимости. Покинув привычную в глубине океана, наш подводный корабль нащупал «окно» в предательской толще ледяного покрова и вырвался к солнечному свету.

Однако это не означало еще, что мы полностью всплыли. Киль лодки был на глубине тринадцати с половиной метров, следовательно, над поверхностью воды находились только перископ и верхняя часть ограждения мостика. Определив с возможно большей точностью расстояние до кромки льда от носа и от кормы лодки, я рассчитал, что мы можем попытаться всплыть полностью, если не допустим при этом перемещения лодки вперед или назад даже на несколько метров.

— По местам стоять, к всплытию!

Переданные по радиотрансляционной сети слова этой команды наэлектризовали экипаж корабля. До этого момента люди в других отсеках не знали точно, где и в каком положении находится наш подводный корабль. Услышав это приказание, все сразу поняли: перископ поднят, и командир нашел достаточно большую полынью, в которой «Скейт» может всплыть.

Всё тотчас же пришло в движение. Из различных отсеков и постов поступали доклады о закрытии одних и открытии других клапанов, о включении или выключении различных механизмов и приборов. Приняв доклады, командир поста погружения и всплытия повернулся ко мне и доложил:

— Все клапаны закрыты, лодка готова к всплытию.

Едва я успел кивнуть головой в знак согласия, как услышал команду лейтенанта:

— Продуть балласт!

Теперь мы могли сделать это без колебаний, так как были уверены в полной безопасности всплытия.

После нескольких часов напряженной тишины шум врывающегося в балластные цистерны воздуха высокого давления казался оглушительным. Лодка устремилась вверх, как будто была рада хоть на короткое время не чувствовать над собой опасной тяжести ледяного покрова.

— Открыть рубочный люк! — приказал я стоящему под ним матросу.

Повернув кремарьеру [18] , он откинул кверху сферическую крышку люка. Влажный холодный воздух ударил мне в лицо, когда я поднялся в рубку. Небо было закрыто небольшой облачностью. Все напоминало не по сезону теплый февральский день где-нибудь в Новой Англии, когда температура держится около нуля и кругом начинается оттепель. Дул очень слабый ветерок.

Мы быстро поднялись на мостик. Окружающий ландшафт создавал впечатление, что «Скейт» находится в бесконечной ледяной пустыне. Мостик возвышался над уровнем моря почти на восемь метров, что значительно увеличивало дальность видимого горизонта. Вокруг, насколько мог видеть глаз, простиралось ледяное поле, сотканное из бесчисленного множества огромных плавучих льдин. Стройный корпус подводной лодки резко выделялся на фоне спокойной темно-голубой поверхности воды в полынье и окаймлявшего ее сверкающего своей белизной ледяного «берега». Окруженный вековыми паковыми льдами, «Скейт» находился на поверхности Северного Ледовитого океана.

Стоящий рядом со мной и наслаждающийся открывшимся видом офицер вдруг показал вниз. Там с левого борта на лед из воды медленно и неуклюже вылезал огромный полярный медведь. Стряхнув с себя воду, как это делают искупавшиеся собаки, он с любопытством уставился на вторгшихся в его владения незнакомцев.

Мне пришлось пройти длинный и трудный путь, в прямом и переносном смысле, чтобы увидеть на полюсе этого озадаченного нашим появлением медведя. Поход на «Скейте» завершал три года упорной работы и тщательной подготовки. Три года назад я знал об Арктике очень немного и должен признаться, что не стремился знать больше. Трудно представить, насколько мои планы были далеки от всего, что произошло, начиная с того момента, когда мне впервые стало известно о возможности моего участия в исследовании Арктики.