– Вот и я поэтому не Сережке, а Эльке деньги передала, он бы не взял.

– А я все думал, догадаешься ты брату часть наследства предложить или нет. Смотрю, берешь. Ну, думаю, не все еще потеряно, можно из тебя человека сделать. А то: "Всю жизнь мечтала о золотом дожде!", - попытался спародировать, но получилось только передразнить.

– Да иди ты!
– отпустила мою руку и отвернулась в сторону. Обиделась.

Лиза бы обязательно съязвила, и я бы остался виноват. По крайней мере, дураком бы точно обозвала. Ни на кого я тебя не променяю, любимая, и не мечтай. Зина - хороший человек, но я её не люблю. Жаль девочку, но она сама знает, на что пошла. Пускай пока купается в счастье, на всю жизнь останется память. Дай бог ей хорошего жениха. После меня, конечно.

В поезде пришлось объяснить Зине ситуацию с родителями. Я уже не боялся, что не простит. Конечно, говорить, что изначально все помнил не стоит, это перебор. Дозированная правда наилучший выход. Все же девушка ко мне со всей душой, нельзя так сразу гадить. Постепенно оно как-то меньше воняет.

– Так ты изначально все помнил!?
– Зина задохнулась от обиды, отвернулась и зарылась лицом в подушку. В купе мы ехали вдвоем, выкупили четыре места.

– Ты меня вообще слышишь!?
– пришла пора и мне возмутиться, - я тебе русским языком объяснил: в голове случайно всплыл логин, хлоп - родители! Я сам был в шоке, поэтому сразу и не рассказал! Потом стыдно стало, откладывал и откладывал. Теперь некуда откладывать.

Девушка рывком села. Губы - ниточки, глаза - огонь, лицо - сама злость. Пантера перед прыжком, не иначе. А в душе боль, видимая и без помощи Фионы.

– Значит, про родителей стыдно, а про жену нет?
– прошипела сквозь губы, - тебе нельзя верить.

– Не хочешь - не верь, - медленно проговорил я, - я оправдываться не собираюсь. Вспомнил всю свою жизнь до драки с грабителями, а после как отрезало. Единственное, после встречи с твоей Лизкой вспомнил жену, Лизу, и я её люблю, извини, - после этих слов запрыгнул на вторую полку и отвернулся, - Я такой, какой есть и все неувязки обсуждать не собираюсь.

Так оно будет лучше, перебесится. Неожиданно для себя я разозлился.

Зина в бешенстве вскочила. Прорычала:

– Нет, давай разберемся! Ты все врешь, все!
– замахнулась рукой и... в ней словно что-то сломалось. Все еще тяжело дыша, вяло опустилась на полку, автоматически поправила постель, легла, отвернувшись к стенке, с головой накрылась одеялом.

– Она не уйдет, не надейся, - сказала Фиона, - обещал - вези. А злишься ты на себя.

– Да пошла ты! Сама все уши прожужжала: ждет, ждет!

– Ох, Егор, Егор. Мне бы твои проблемы, они яйца выеденного не стоят, - говорила тоном мудрой бабушки, - девочка влюбилась искренне, благородно, самоотверженно и сама об этом еще не знает. Чисто тургеневская барышня разве о жизни не рассусоливает. Поверь моему опыту, она еще попросит от тебя ребенка и отпустит, лишь бы ты был счастлив. Сказать о чем она думает? У неё все так явно в ауре полыхает.

– Не надо! И вообще заткнись, не до тебя. Опыт! Тоже мне. Откуда у тебя опыт?

В ответ Фиона лишь загадочно улыбнулась. И как это ей удается одним голосом, не показываясь?

Наутро Зина вела себя как обычно. Я тоже успокоился. О вчерашнем разговоре не вспоминали.

– Сынок, что с тобой сделали!?
– воскликнула мама и чуть не упала в обморок.

Мы стояли на перроне. Я рядом с родителями, Зина чуть в стороне. Нет, мама у меня сильная и в обмороки не падает, а вот изобразить может запросто, хлебом не корми. Вот и сейчас она сымитировала падение, и мне пришлось её поддержать. Я уже говорил ей по телефону, что изменился, что жил в монастыре, но увидеть - большая разница. Сначала она меня не узнала, пришлось позвать, зато теперь вцепилась. Заново выдал версию про Бурятию, про испытание, где поседел. В результате, мама долго плакала у меня на груди. Я успокаивающе похлопывал её по спине и обещал, что теперь все будет хорошо.

Как они постарели! Папа осунулся, у мамы мешки под глазами, морщины. Веб камера не передавала всех нюансов. Только глаза у обоих светились радостью и горечью одновременно, у мамы вдобавок в них угадывалась мысль: "Не отпущу!".

Я терялся в чувствах. Радость, счастье, горечь, предчувствие скорого расставания неизвестно насколько и многое другое, всего не опишешь. Отдельно шла досада на вопиющую несправедливость мироустройства и лично на себя, любимого. Сердце ныло.

Представил родителям Зину. Она скромно ждала нас в сторонке.

– Познакомьтесь, это моя спутница, Зина, очень близкая подруга. Я отравился в Закутке и она меня выходила. Теперь мы вместе, - не стал рассказывать им о жене. Не к месту и не время. Перед расставанием шепну. Пожалуй, одному отцу. Он видел запись инициации, поверит.

Мама ей просто кивнула, папа вежливо поздоровался. Им было не до неё.

Поезд пришел поздно, поэтому с перрона поехали сразу в гостиницу, где, поужинав, разошлись по номерам. Маму отцу пришлось долго уговаривать оставить меня "всего лишь на ночь".