Спешная проверка интернета показала, что и чартер Air Berlin и "Гольфстрим" из Гатвика нормально добрались до своих аэропортов. И что вообще — первого июня на планете Земля не пропал ни один самолёт.

Единственная хорошая новость, за исключением того, что все пассажиры того рейса были живы и здоровы и жили СВОЕЙ обычной жизнью было то, что дата возвращения совпала с календарём на Витькином Zenith'е. За окном таун-хауса стояло первое сентября.

"Как я провёл лето… тля!"

Егоров обнял унитаз и, на последних искрах сознания положив щеку на стульчак, рухнул в спасительное забытьё.

Когда на следующее утро довольный барышами Вовка постучал в дверь дома, который арендовала эта странная парочка, ему открыли далеко не сразу. Новый хозяин дома был хмур, не брит, лохмат и распространял вокруг себя таааааакой аромат перегара, что хотелось сразу упасть и умереть.

— За ноутом?

Глаза у Виктора Сергеевича были красные, а голос скрипуч, как несмазанная дверь.

— Погоди. — В ладони Егорова возникла ещё одна бумажка. — Вискаря принеси. Потом поговорим. Нам там…

Мужчина помрачнел так, что Вовка поперхнулся и своё возмущение по поводу прихватизированного ноута проглотил.

… хороших людей помянуть надо. Ступай.

— А может…?

У Шевченко был красный распухший нос и огромные мешки под совершенно красными глазами. Было видно, что старый закалённый службой вояка беспробудно пил всю ночь. В мутных глазах майора плескалось виски и слабая надежда. Витя набулькал себе на два пальца и помотал головой.

Всё было понятно. Всё было сказано.

Над столом в гостиной повисла гробовая тишина. Витька сидел, слушал, как шумит за окном дождь и чувствовал, как прочищаются мозги, как проходит отчаяние, боль потери любимой и приходит злоба. Лютая звенящая злоба на такую несправедливую долю. На медальон. На дикарей и на шамана. На весь мир.

— Нет, батя. Они настоящие.

Петро Олександрович закряхтел и схватился за сердце.

— А мы тогда — кто? Ксерокопии? Био… мать их… роботы что ли?!

Егоров снова шарахнул кулаком по столу.

— Нет. Я. Ты. Мы. Люди.

— Чужаки мы здесь… Фаранги…

— Нет. Мы просто другие. Не "чужаки". Может быть, эта штука, — Егоров сжал в ладони медальон, — и копировальная машина, может быть — мы и копии. Но мы — люди.

Виктор отодвинул недопитый стакан и твёрдо посмотрел в лицо майору.

— Я — человек.

Конец первой книги.

Часть вторая

Сезон дождей

Пролог

— Подъём! Подъём! Вставайте!

Сержант походя пнул лежащих на травяной подстилке мужчин и пошёл дальше.

Раджив захныкал, как маленький ребёнок, — Зак, ведь барабанов ещё не было. Чего ему от нас надо?

— Вставай, Радж, — бывший пилот зябко ёжился и хмуро смотрел, как за окном барака идёт осточертевший ливень, — дел много. Сержант правильно сделал, что поднял нас раньше…

Индиец прекратил хныкать и тоже продрал глаза — вокруг было темно, серо, пасмурно и очень-очень неуютно. Над океаном висели тяжёлые чёрные тучи, из которых лил непрекращающийся холодный дождь. Зак подтянул остатки брюк — единственную оставшуюся у него одежду — и пошёл вслед за сержантом.

Утро было необычным — на базе никто не спал. Десятки солдат, моряков и морпехов Империи копошились впотьмах, разгружая пару странного вида кораблей, появившихся в бухте. Личная гвардия господина суперинтенданта стояла с факелами в полном боевом облачении, прикрывая вход в его покои, а на берегу, возле укрытых шкурами грузов, сидели десятки вооружённых до зубов дикарей.

У Раджива подкосились ноги, а Зак лишь судорожно сглотнул и постарался стать незаметным.

— Чего встали? За мной!

Десятник конвойной службы, не оглядываясь на пленных, спокойно шёл к дикарям. Лётчик отчаянно посмотрел на квадратную спину сержанта и, едва передвигая ватные ноги, двинул к берегу. Следом за ним, стуча зубами от холодного дождя и от животного ужаса, по грязным лужам полз индиец.

Когда командир и первый пилот 'Гольфстрима' Закари Яблонски увидел, кто выходит из подкатившего к трапу лимузина, ему немедленно захотелось протереть глаза, а Оливер, второй пилот и, по совместительству давний приятель Зака, закряхтел и сразу изобразил охотничью стойку.