Шрифт:
Одного убийцу дворцовая стража прикончила на месте, а второй убежал, но, как вскоре выяснилось, вовсе не для того, чтобы спасти свою жизнь. Он спрятался в алтаре, и когда покойного Монферрата внесли в церковь, выскочил из своего укрытия и принялся остервенело вонзать нож в бездыханное тело.
Его схватили и подвергли ужасным пыткам: вздергивали на дыбу, жгли огнем и каленым железом, но он никого не выдал и даже не издал ни единого стона.
Многие считали, что убийство Конрада подстроил Ричард, однако скорее всего за молчаливыми убийцами маячила тень грозного Старика.
После гибели Монферрата Ричард хотел вновь предложить престол еще не завоеванного Иерусалима Ги де Лузиньяну, но неожиданно объявился новый претендент — граф Анри Шампанский, который доводился племянником одновременно и Ричарду, и Филиппу Французскому. Ричард решил, что это будет идеальная фигура: Анри пользовался почетом и уважением, а когда он вдобавок дал согласие жениться на вдове Монферрата, королю стало ясно, что лучшего нечего и желать.
Так что убийство Монферрата было на руку Ричарду. Поэтому, вероятно, и поползли слухи, что он, а не Старик-Горец — вдохновитель разразившейся трагедии.
ПРОЩАЙ, ИЕРУСАЛИМ!
Ричард был страшно угнетен, хотя только что одержал очередную победу. Впрочем, захватить Дарум оказалось совсем не трудно.
Едва тараны начали пробивать толстые стены, Ричардом овладела дикая ярость. Он вдруг люто возненавидел мусульман за то, что войне не видно было конца. Порой ему даже казалось, что сарацины непобедимы. Он собирался взять Иерусалим до Рождества, но прошла зима, а достичь заветной цели так и не удалось. Она была не ближе, чем в дни падения Аккры.
А все потому, что рядом с ним почти нет людей, заслуживающих доверия! Он перессорился с половиной союзников. Хотя… на французов и раньше нельзя было положиться, они всегда норовили его предать. Да… как непохожа реальность на его красивые мечты! Сейчас эти мечты казались Ричарду недостижимыми.
Когда войска Ричарда ворвались в город и горожане взмолились о пощаде, король проявил непривычную для него жестокость. Мстя судьбе, отказавшей ему в победе, он рубил головы всем подряд, не разбираясь, кто перед ним: дитя или старик, мужчина или женщина. В нем вдруг проснулась кровожадность.
Солдаты, всегда бравшие пример с короля, тоже не церемонились. Теперь город лежал в руинах, а Ричард мрачно озирался вокруг, ругая себя за то, что устроил эту бессмысленную бойню.
Что на него нашло? Разве так должны вести себя христиане? Наверное, увидев такие зверства, Господь сочтет его недостойным войти в Иерусалим…
И, наверное, он до конца своих дней будет помнить стенания стариков, женщин и детей, которых связали и погнали продавать в рабство.
Что поделать, война есть война, оправдывал себя Ричард. Но его совесть не желала с этим мириться.
И словно в отместку за то, что случилось в Даруме, по дороге в Газу Ричард повстречал гонцов из Англии, которые доставили ему письмо от матери.
В душе Ричарда шевельнулось нехорошее предчувствие.
«Возвращайся немедленно, — заклинала мать. — Королевство в страшной опасности. Джон вступил в заговор с королем Франции. Если ты еще немного промешкаешь, ты потеряешь и Англию, и Нормандию».
По лагерю разнеслась тревожная весть: Ричард их покидает. Дела в Англии так плохи, что ему придется вернуться.
Французский король уже давно вернулся на родину, сочтя, что важнее поддерживать порядок в своем государстве, нежели отвоевывать Иерусалим. Теперь настал черед короля Англии…
Ричард расхаживал взад и вперед по шатру, восклицая:
— Господи, вразуми меня! Господи, подай мне знак! Скажи, что мне делать? Почему Ты не сподобил меня взять Иерусалим перед Рождеством? Тогда бы я мог с легким сердцем вернуться домой.
Но Бог безмолвствовал, не отвечая на упреки, перемежавшиеся с мольбами о помощи, а самому Ричарду не удавалось разрешить эту страшную дилемму.
Он вновь и вновь перечитывал письмо Альенор. Да, она, конечно, права: дело не терпит отлагательства! Но кто бы мог подумать?! Филипп… он же постоянно уверял его в своей любви! А Джон? И это родной брат! Кому тогда можно доверять, скажите на милость?
Ричард угрюмо нахмурился, вспоминая отца. Как он горько жаловался на неблагодарность сыновей! Теперь-то Ричарду были понятны его чувства.
«Но я не заслужил такого отношения», — возмущенно подумал Ричард и… мысленно услышал голос отца, донесшийся из могилы: «Неужели, сын мой? Нет, пусть это послужит тебе уроком: ты не удержишь власть, если будешь делать что тебе заблагорассудится».