– Виновны! – провозгласил аббат.

Толпа радостно загудела, а особо ретивые жители побежали за дровами и хворостом. Единственным наказанием для ведьм и колдунов было сожжение на костре.

Аббат развернулся, собираясь, пока идут приготовления к казни, отзавтракать, как раздался голос из толпы.

– Стойте! Стойте преподобный отец! – из толпы в круг вышел Освальд.

Аббат с сопровождающими развернулся, дабы посмотреть, кто так бесцеремонно отвлекал его от важных приготовлений.

– Меня зовут Освальд! – представился рыцарь и поклонился, превозмогая боль в пояснице.

– Я слышал о тебе, – ответил аббат. – Что ты хотел сказать?

Толпа с интересом ждала новых фактов из уст блаженного странника Освальда, свидетельствующих о виновности колдуна и его ученика.

– Я хочу сказать, что они не виновны! – произнёс Освальд.

Толпа, окружавшая его, ахнула и отшатнулась прочь. Заступившись за «слуг дьявола», он практически подписал себе смертный приговор.

Аббат не торопился делать поспешные выводы.

– Чем ты докажешь путник?

Освальд сделал несколько шагов вперёд, но его остановили воины.

– Это я показал им заветный родник. И он был чудодейственным, ещё до того как в нём искупался мальчишка. Старик просто солгал, выгораживая себя этой грязной ложью.

Аббат с неподдельным интересом оглядел Освальда.

– Ты так смело ведёшь себя перед судом Святой инквизиции. Не боишься ли ты присоединиться к этим приспешникам сатаны?

Освальд еле заметно улыбнулся, что не укрылось от глаз аббата.

– Долгие годы я странствовал по свету в поисках подвигов. Начав свой путь от отчего порога, как обычный «лэнселот», то есть странствующий рыцарь, в своих тщеславных юношеских мечтах я грезил себя «ролэндом», героем, прославившим свою землю. Правда за долгие годы странствий справедливо заслужил лишь жалкое прозвище бродячего рыцаря Освальда, то есть бесславного выходца из восточных лесов. И однажды мне было видение, где моя совесть указала мне оставить все рыцарские атрибуты, и простолюдином отправиться в путь, чтобы выполнить одиннадцатую заповедь.

– Одиннадцатую заповедь?! – впервые с начала разговора недобро нахмурился аббат. – Их всего десять!

– Мне сказали, что это не совсем так, – развёл руками Освальд и продолжил. – Так получилось, что отправляясь в путь, я перешёл тот заветный родник по колено, и с тех пор мои ноги, несмотря на возраст, никогда не уставали. Только позже я понял это. А, встретив в пути этих калек, я отдал им своего коня, который отвёз их к источнику, где, как я теперь вижу, излечились и они.

Аббат в задумчивости поднял глаза к небу.

– Мало того, что ты берёшь на себя их вину, – после недолгого раздумья произнёс святой отец. – В твоих речах, звучит явная ересь, подрывающая церковные догмы.

– Еретик! Еретик! – зашептала испуганная толпа, отодвигаясь от Освальда ещё дальше.

– Но твоих слов недостаточно, – сказал аббат, сурово глядя на Освальда, который от боли в груди еле держался на ногах. – Есть ли кто-нибудь ещё, кто сможет доказать их невиновность!

– Он сказал правду! – бывший слепец со стенаниями пополз на коленях к паперти. – Святой отец, всё что сказал этот человек истинная правда, я солгал, оговорив своего поводыря.

Аббат дёрнул бровью, и воины отволокли старца назад, подальше от церкви.

– Ты лживый старик, – с неприязнью произнёс аббат «слепцу». – Твои уста грязны, и нет тебе веры, – аббат перенёс свой взор на молчавшего доселе мальчишку. – А ты что скажешь?

Мальчуган посмотрел на аббата и ничего не произнёс.

– Артур скажи им правду, скажи, что это я поведал вам про тот родник! – крикнул Освальд.

– Я впервые вижу этого благородного человека, – наконец ответил Артур, отведя глаза от своего давнего благодетеля. – Он пытается оклеветать себя, чтобы спасти нас, очень жаль, что это всего лишь его выдумка. Вы сами слышали, этот старик потерял рассудок, коли бормочет ещё и о какой-то одиннадцатой заповеди. Отпустите блаженного восвояси, пусть ищет свою заповедь.

От его не по детски мудрых речей, всем вокруг стало не по себе.

Даже аббат по-новому посмотрел на создавшуюся ситуацию.

– Мне жаль, но твоё заступничество не имеет под собой истинной опоры, – произнёс аббат, поражённый таким самопожертвованием. – Твой поступок благороден Освальд, но они должны понести наказание.

– Стойте! – перебил его рыцарь. – Я докажу вам что не лгу. Мой конь должен помнить меня! – Освальд повернулся к пегому скакуну, – Росэфал! Росэфал! – протянул он руки к лошади. – Помнишь ли ты меня старый друг?!