Проглядывая «Сожги эту книгу», Лаура вновь испытала то чувство, которое всплыло у нее в рыбном ресторане. Марк Треггс, как говорила краткая аннотация, был студентом в Беркли в 1964 году и жил на Хейт-Эшбери в Сан-Франциско во время эры любовных посиделок, длинных волос, свободного хождения ЛСД, хепенингов и столкновений с полицией в Пиплз-парке. Он с жаром писал о коммунах, ночлежках, окутанных дымом марихуаны, где обсуждение стихов Аллена Гинсберга и теорий маоизма перемежалось философскими размышлениями о Боге и Природе. Он говорил о сожжении призывных повесток и массовых маршах против Вьетнамской войны. Когда он описывал вонь и жжение слезоточивого газа, у Лауры даже глаза слезились и в горле скребло. Описываемое им время, когда поставившие себя вне закона коммуны бились за общее дело мира, казалось романтичным и безвозвратно ушедшим. Но Лаура, оглядываясь назад, видела, что борьбы за власть между различными фракциями бунтовщиков было не меньше, чем между протестующими и благополучным обществом. В ретроспективе эта эра была не столь романтична, сколь трагична. Лаура думала о ней, как о последнем вопле цивилизации перед наступлением Темных Веков.

Марк Треггс говорил об Эби Хоффмане, Си-Ди-Эс, Алтамонте, движении цветов, чикагской семерке, Чарльзе Мэнсоне и «Белом альбоме», «Черных Пантерах» и конце Вьетнамской войны. Чем дальше, тем путанее и беспорядочнее становился его стиль, словно у него кончался пар, и голос его дрожал, как дрожали голоса поколения любви. Где-то в середине он призывал к организации бездомных и восстанию против власти большого бизнеса и Пентагона. Символ Соединенных Штатов — больше не американский флаг, говорил он, это знак доллара на фоне поля могильных крестов. Он защищал демонстрации против компаний кредитных карт и телепроповедников. По мнению Треггса, они были помощниками в оболванивании Америки;

Лаура закрыла «Сожги эту книгу» и отложила в сторону. Кто-нибудь, быть может, купится на название, но скорее всего эта книга обречена плесневеть в запущенных книжных лавчонках, которые содержат реликтовые хиппи. Она никогда прежде не слышала о «Маунтинтоп пресс», и по виду выпушенной книги было ясно, что это мелкое местное предприятие почти с полным отсутствием опыта и денег. Вряд ли книга будет подхвачена крупными издательствами. Такие вещи явно не в моде.

Она поднесла руки к животу и почувствовала жар жизни. Каким будет мир к тому времени, когда Дэвид достигнет ее возраста? Может быть, исчезнет озоновый слой, а леса сожжет и оголит кислотный дождь. Кто знает, какими страшными будут нарковойны и поток чего выплеснут на улицы мафии вместо кокаина? Страшно рожать ребенка в этот адский мир, и за это она тоже ощущала свою вину. Лаура закрыла глаза и прислушалась к мягкой фортепьянной музыке. Когда-то, давным-давно, ее любимой группой была «Лед Зеппелин». Но лестница в небо сломалась, и у кого было время на уйму любви? Теперь ей хотелось только гармонии и мира, нового начала, чего-то настоящего, что можно баюкать на руках. Звук гитар из усилителя слишком напоминал ей о жаркой июльской ночи в жилом доме около стадиона, когда она видела женщину, накокаинившуюся до того, что приставила пистолет к голове младенца и мозги ребенка брызнули дымящимся красным ливнем.

Лаура плыла среди фортепьянных аккордов, сложив руки на животе. Дождь снаружи усилился. Водостоки, которые нужно починить, скоро зальет. Но в доме тепло и спокойно, система безопасности включена, и на мгновение мир Лауры стал убежищем. Телефон доктора Боннерта прямо под рукой. Когда придет время, она будет рожать в больнице Сент-Джеймс, приблизительно в двух милях от ее дома.

«Мой ребенок в пути», — подумала она.

«Мой ребенок».

«Мой».

Лаура отдыхала под наполняющую дом серебряную музыку другого века, и под дождь, начавший барабанить по крыше. А в универмаге «К-март» возле Шести Флагов продавец отдела спортивных товаров как раз продавал винтовку мальчишеского размера, называемую «Литтл Буккару», покупателю в запачканном рабочем комбинезоне и потрепанной шапочке «Редмен».

— Вот эта мне нравится, — сказал человек в шапочке. — Думаю, что и Кори тоже понравится. Это мой парнишка. В субботу у него день рождения.

— Жаль, у меня в детстве не было такой винтовки на белок, — сказал продавец и достал винтовку, две коробки с патронами и небольшой телескопический прицел, готовый к установке. — Ничего нет лучше, чем побродить по лесам и чуть-чуть пострелять.

— Что правда, то правда. А у нас там всюду леса. И белок в них, скажу я вам, полным-полно. — Отец Кори, которого звали Льюис Петерсон, начал выписывать чек. У него были загрубелые руки плотника. — Ну, я так думаю, десятилетний паренек справится с винтовкой такого размера, как по-вашему?

— Конечно, сэр. Винтовка просто прелесть. Продавец переписал данные и спрятал заполненный бланк в металлическом ящике за стойкой. Уложенная в футляр и завернутая винтовка перешла через стойку к Льюису Петерсону. Клерк сказал:

— Возьмите, сэр. Надеюсь, что у вашего мальчика будет счастливый день рождения.

Петерсон взял сверток под мышку, держа на виду чек, чтобы охранник при входе его увидел, и вышел из универмага в туманный полуденный дождь. Он знал, что Кори в субботу будет прыгать от радости. Мальчик уже давно хотел ружье, и эта винтовочка — как раз для него. Оружие для начинающего.

Он залез в свой фургончик-пикап, положил ружье на пассажирское сиденье, завел мотор, включил дворники и поехал домой, гордый и довольный: рядом с ним лежал подарок сыну ко дню рождения.

Крупная женщина в униформе «Бургер-Кинг» толкала тележку между рядами супермаркета «Пигли-Вигли». Дело происходило в торговом центре Мейблтона, приблизительно в четверти мили от ее квартиры. На блузке женщины был желтый значок с улыбающимся лицом. Ее волосы, блестящие от дыма и жира грилей, свободно свисали по плечам. Лицо у нее было уравновешенно-мягкое, бесстрастное. Она набрала банки супа, консервированной говядины и овощей. В секции замороженной еды взяла несколько обедов и несколько плиток шоколада «Соблюдай вес». Она шла методично и осторожно, как бы движимая напряженной внутренней пружиной. Ей пришлось на секунду остановиться и вдохнуть морозный воздух там, где лежало мясо, потому что ей показалось, что воздух супермаркета слишком густ для ее легких. Она ощутила кровавый запах свежей убоины.

Затем Мэри Террор пошла дальше — осторожная покупательница, которая смотрит на цены и на состав продуктов. Вся эта еда бывает полна ядов. Она избегала ящичков с поцарапанными сторонами или помятых консервных банок. Она замедлила движение, чтобы оглянуться через плечо и посмотреть, не идут ли за ней. Эти свиньи из ФБР могут носить маски из человеческой кожи, они их то натягивают, то срывают, и могут выдавать себя за молодых и старых, толстых и костлявых, высоких и низких. Они таятся везде, как тараканы в грязном доме.