От нее не укрылось, как сильно побледнел профессор. Казалось, он хотел уйти, но в это время послышались шаги, и из-за стены тисов показалась его мать под руку с советницей.

— Ты здесь, Иоганн? Мешаешь Каролине работать и заставляешь нас ждать тебя к ужину, — проворчала госпожа Гельвиг.

Советница оставила тетку и быстро пересекла луг. Ее кроткие глаза метали молнии.

— Я еще не поблагодарила вас, Каролина, за то, что вы присмотрели за моим ребенком... — Эта фраза должна была прозвучать приветливо, но обыкновенно мягкий голос Адели стал резким: — Вы стоите под деревом, словно отшельница, и, вероятно, часто воображали себя в этой интересной роли, так как я нахожу, что уход за Анхен был очень небрежен. Она сильно загорела, и я боюсь, что ее слишком много кормили!

— Твои упреки кончились, Адель? — насмешливо спросил профессор. — Может быть, она виновата и в том, что ребенок болеет золотухой; а может быть, это она послала в Тюрингенский лес дожди, испортившие тебе настроение?

— Не продолжай, — сказала молодая вдова. — Ты не знаешь, что говоришь. Я не хотела вас обидеть, Каролина, и чтобы вы поняли, что я нисколько не сержусь на вас, я попрошу вас сегодня вечером еще посмотреть за Анхен. Я чувствую себя очень утомленной.

— Этого не будет! — твердо заявил профессор. — Время безграничного самопожертвования прошло. Ты прекрасно умеешь, Адель, пользоваться силами других, но с этих пор ты возьмешь ребенка на свое попечение!

— Хорошо, это устраивает и меня, — сказала госпожа Гельвиг. — Тогда девушка будет полоть. Я не могу требовать этого от Генриха и Фридерики, они уже стары.

Яркая краска залила лицо профессора. Как ни трудно было обыкновенно понять выражение его лица, но в эту минуту на нем ясно читались смущение и стыд. Может быть, он никогда еще не осознавал так ясно, как теперь, в какое положение поставил он молодую девушку. Фелисита немедленно покинула свое место. Она знала, что слова госпожи Гельвиг служили приказанием, которое она должна была тотчас же исполнить, если не желала навлечь на себя неприятности. Но профессор преградил ей дорогу.

— Я думаю, что тоже имею право слова как опекун, — сказал он внешне спокойно. — И я не желаю, чтобы вы выполняли такую тяжелую работу.

— Ты, может быть, хочешь посадить ее под стеклянный колпак? — спросила госпожа Гельвиг. — Но она воспитана по твоим предписаниям,.. Не должна ли я показать тебе твои письма, в которых ты неустанно повторял, что Каролина должна работать?

— Я не отрицаю моих требований, — ответил профессор глухим, но твердым голосом, — но должен сознаться, что сделал ошибку, и теперь, я начну поступать иначе.

— Не будь смешон, Иоганн, — сказала госпожа Гельвиг, язвительно рассмеявшись. — В твои годы не меняют убеждений. Кроме того, ты действовал не один, и я думаю, что вся моя жизнь доказывает, что с Божьей помощью я всегда поступала правильно... Мне было бы жаль, если бы в твоем характере появилась отцовская слабость: тогда нам пришлось бы расстаться. Пока девушка находится в моем доме, она останется служанкой, которая не должна ни минуты сидеть без работы. Она может разыгрывать из себя важную даму и сидеть сложа руки после...

— Этого она никогда не сделает, госпожа Гельвиг, — сказала Фелисита. — Будьте добры, укажите мне грядки, чтобы я могла начать работу.

Профессор, снова пришедший в себя, повернулся к Фелисите.

— Я запрещаю вам это, — сказал он решительно. — И если протест опекуна не может сломить ваше непобедимое упрямство, то я взываю к вашему благоразумию как врач... Вы утомились, ухаживая за Анхен. Через некоторое время вы покинете этот дом, и наш долг — позаботиться о том, чтобы вы были здоровы.

— Она может идти домой, — сказала госпожа Гельвиг, — хотя я и не понимаю, как это уход за ребенком мог довести ее до болезни, посмотри, Иоганн, на других девушек в ее положении: они бегают целый день и не теряют румянца... — Госпожа Гельвиг взяла под руку молодую вдову и пошла с ней через луг в полной уверенности, что сын последует за ней. Но профессор, сделав Несколько шагов, вернулся обратно.

— Вы, вероятно, не чувствуете, что причинили мне сегодня страшную боль? — спросил он мягко. Но девушка молчала.

— Фелисита, я не думаю, что вы принадлежите к тем женщинам, которым доставляет удовольствие, когда их просят о прощении, — сказал Иоганн серьезно.

— По-моему, такая просьба дается очень тяжело, — ответила Фелисита непривычно мягко, — и я ни в каком случае не хотела бы услышать подобную просьбу... Дети могут просить прощения у родителей, но не наоборот... Еще меньше...

— Еще меньше вы хотели бы видеть униженным мужчину, не так ли, Фелисита? — быстро закончил он неоконченную фразу, и в его голосе послышалась радость. — Подумайте, не торопясь, можете ли вы протянуть руку помощи желающему исправить свою ошибку?.. Подождите, сейчас я не хочу знать ваш ответ — я вижу по вашим глазам, что он будет не таков, какого я жду... Буду надеяться, что настанет наконец время, когда сосна на утесе оставит свое оружие!