Потом лицо его вспыхнуло от стыда.

— Боже! — хрипло выдохнул он. — Я не знаю, что я должен делать.

— Ты любишь меня, разве нет? Ты говорил, что любишь. Если бы ты этого не сказал, я бы тебе не разрешила. Ты был у меня первым и единственным.

Он мрачно кивнул, вспоминая первый раз, когда он взял ее. Это произошло на заднем сиденье автомобиля в открытом кинотеатре возле Южных Ворот. Он очень гордился потом, когда все кончилось, потому что она была его первой девственницей, а мужчиной можно было себя считать — он это знал — только лишив девушку девственности. Он вспомнил, что однажды говорил ему Феликс Ортега в заброшенном складе, который «Костоломы» использовали в качестве штаб-квартиры: «Поимей девственницу, парень, и она полюбит тебя на всю жизнь».

«Бог мой! — подумал он. — Навсегда? И только с одной женщиной? У меня есть бизнес, и я должен о нем думать. Скоро я смогу покупать себе шелковые рубашки и туфли из крокодиловой кожи или куплю красивый черный порш. И смогу снять одну из пятикомнатных квартир, где живут кинозвезды. Я в самом деле смогу стать кем-то в этом городишке. Стать больше Цыгана Джона! Даже!

Но вот перед ним ложится другая дорога, прямо обратно в черное сердце трущоб. Через десять лет он будет работать в каком-нибудь гараже, приходить ровно в пять в квартиру, где будут ждать Мерида и двое-трое детишек, сопливые носы и все такое прочее. Руки у него почернеют от смазки, пузо вырастет от пива, которое он будет поглощать с друзьями по субботам. Мерида превратится в старую ворчливую клячу, дети все время будут путаться под ногами, Мерида станет нервной и совсем не похожей на ту красивую девушку, которой она была сейчас. Они будут спорить, почему бы ему не найти другую работу, где платят побольше, почему у него нет больше честолюбия — и жизнь станет костью в горле, задушив его до смерти». Нет! — сказал он себе. — Я не хочу этого!» Он протянул руку, включил громкость приемника, чтобы не слышать больше собственных мыслей.

— Мерида, — сказал он. — Я хотел, чтобы ты убедилась окончательно… В смысле, знаешь ли ты точно, что это… мой ребенок.

Он лихорадочно искал какой-то опоры, чего-то, что можно было поместить между собой и необходимостью принимать решение. Но он знал правду, любовь, но не до такой же степени, чтобы изменить ради нее всю жизнь.

Она отвернулась от него и очень медленно выпрямилась, сев совершенно прямо, словно и не сутулилась всего секунду назад. Затем отодвинулась от него, сцепив ладони и положив их на колени.

« Так, — сказал себе Рико, — теперь она поняла, о, боже, дерьмовое это дело! Ты с ней обращаешься, как с неоновой девкой, которые выкрикивают свои цены с каждой стороны бульвара «.

И тут Мерида, заглушив всхлип, выпрыгнула из» шевроле» раньше, чем Рико успел сообразить, что происходит. Она бросилась бежать по бульвару в противоположном направлении. Водители сворачивали в сторону, выкрикивая грязные предложения.

— Мерида! — крикнул Рико. Он вывернул руль, выскочил на тротуар, выдернул ключи из гнезда. В следующий миг он уже бежал, стараясь отыскать ее среди сотен слепящих фар, бесстрастно уставившихся на него.

— Мерида! — крикнул Рико. Он едва не столкнулся с зеленым «фордом», водитель которого посоветовал засунуть голову в задницу. Он пробрался через проезжую часть, на него сыпались ругательства и проклятия на разных языках, но он не обращал внимания. Мерида была слишком молода, чтобы в одиночку ходить по неоновому аду этого бульвара. Она не знала, откуда может грозить опасность, она была слишком доверчива.

«В конце концов, — с горечью подумал он, — она мне доверилась, а я — самых худший из всех насильников — я изнасиловал ее душу».

Наполовину ослепленный фарами, он едва успел отпрыгнуть в сторону, когда мимо пронесся рыжебородый малый на голубом «чоппере». Что-то блестело на асфальте у обочины. Рико нагнулся. Это было серебряное распятие Мериды, его подарок на день рождения. Цепочка лопнула, когда она сорвала крестик с шеи. Безделушка была все еще теплой от тепла ее тела.

— Мерида, — позвал он, всматриваясь в блеск огней. — Прости меня!

Но ночь поглотила девушку без остатка, она исчезла, и он знал, что если даже она и слышала его крик, она бы не вернулась. Нет, она слишком горда, и в сравнении с ней Рико казался себе грязным прокаженным.

Он увидел голубую мигалку полицейского патруля, который приближался, пронизывая ряды машин. Его пронизал ледяной страх — какая легкая добыча для копов, вдруг они поинтересуются его машиной? Развернувшись, он бросился к своему «шевроле», расталкивая людей, стараясь обогнать полицию. Сводники в петушиных костюмах и их подопечные в обтягивающих бедра штанах быстро скрывались в дверях баров по мере того, как проезжала полиция. Голубая мигалка крутилась, наполняя воздух электрическим негодованием, но сирену копы пока не включали. Рико скользнул за руль своего «шевроле», сунул ключ в зажигание, медленно отъехал в поток машин, медленно двигающихся в западном направлении. Примерно за квартал впереди он увидел, что два автомобиля столкнулись прямо посреди бульвара, и толпа зрителей уже окружила водителей, подзадоривая их и понукая начать драку. Когда Рико миновал скопление, он услышал душераздирающий визг сирены и, глянув в зеркало заднего вида, увидел, что патрульный автомобиль остановился, чтобы прекратить драку. Он прижал педаль газа и начал плавно обгонять машины, идущие с меньшей скоростью.

«Сегодня никаких копов, — сказал он себе. — Вот дрянь, сегодня с меня всего довольно и без копов!»

Потом он вспомнил о Мериде, одиноко бредущей по бульвару. Он не мог оставить ее в этой массе хищников, ищущих свежего мяса. Он отыскал свободный участок, сделал быстрый У-образный разворот и быстро миновал, двигаясь в обратном направлении и патруль полиции, и то место, где была драка, и то место, где Мерида бросила на тротуар крестик. Те, кто исчез, прячась от полиции в темные переулки и двери баров, начали теперь выползать наружу, чтобы снова заняться поиском клиентов. Тротуары заполняло голодное человечество, и где-то в этой сокрушительной массе затерялась худенькая девушка-чикано, беременная. Но что она значит? Рико был напуган. Он сжимал в кулаке цепочку с серебряным крестиком и, хотя не считал себя по-настоящему религиозным человеком, жалел, что Мерида не оставила крестика на всякий случай. «Я найду ее, — подумал он. — Я найду ее, даже если у меня уйдет вся ночь на это, Я найду ее!»