Шрифт:
Зачем заходил в квартиру Лебединской Виктор? О какой тайне он бормотал?..
Я крутил «детали» и все никак не мог что-нибудь из них сложить. В конце концов я понял, что если буду разгадывать этот бесконечный вопросник, то мой дедуктивный поиск вымогателя продлится до бесконечности. Пришлось остановиться на хлопотном, но проверенном способе, который раньше всегда меня выручал: выбирать наиболее одиозные фигуры и с помощью слежки и кулаков выжимать из них все, что только возможно.
Я обозлился на себя и на весь мир и пошел напролом.
Гостиницу, в которой остановился продюсер Черновский, я отгадал с первого раза. Лучшие апартаменты и сервис мог предложить только «Жемчуг», в рекламном буклете которого утверждалось, что этот отель с категорией «пять звезд» соответствует высочайшим европейским стандартам. Вряд ли Черновский страдал болезненной скромностью и выбрал гостиницу подешевле. Я не ошибся, и девушка из справочной службы «Жемчуга», куда я позвонил, подтвердила, что Илья Черновский действительно у них проживает.
– А вы не можете сказать, он сейчас у себя? – спросил я.
– Нет, не могу, – ответила девушка и положила трубку.
Конечно, подумал я, отключая телефон, станешь ты задарма раздавать такую ценную информацию.
Я открыл бар, взял бутылку шампанского, положил ее в пакет и спустился этажом ниже. Инга еще не выходила из своего номера, дверь ее была заперта изнутри. Как и положено актрисе, Инга вела богемный образ жизни, то есть гуляла до глубокой ночи и спала до обеда. Черновский, однако, не слишком допускает ее к своему телу, подумал я, спускаясь в гараж. Во всяком случае, Инга еще ни разу не ночевала у него. Любовь – любовью, а постель врозь.
За несколько минут я доехал до «Жемчуга», поставил машину на гостевой стоянке, напротив главного входа, и зашел в вестибюль. Дежурный администратор охотно обменяла на шампанское информацию о Черновском.
– Да, он у себя. Не выходил.
Я вернулся в машину и, скрытый темными тонированными стеклами, принялся ждать, надеясь, что смогу узнать продюсера, даже если он появится без своей шикарной белой шляпы и костюма.
Через полчаса я понял, что допустил серьезную ошибку, поставив свой джип на самом видном месте. По тротуарной плитке, цокая каблучками, прошла Инга в роскошном красном платье с оголенной спиной. Она не могла не заметить мою машину, так как шла прямо на нее, но не подала виду, а, свернув к главному входу, исчезла за стеклянными дверями.
Я выругался, завел мотор и отъехал за угол здания. Надо было предвидеть, что здесь в любой момент может появиться Инга, пенял я себе. Теперь задача многократно усложнилась. Если люди не хотят, чтобы за ними следили, то найдут много способов оторваться от любопытствующих.
Мне недолго пришлось пасти входные двери. Минут десять спустя Инга и Черновский вышли из гостиницы. Я мысленно посочувствовал продюсеру. Для тридцатиградусной жары Черновский был излишне тепло одет. Вот что значит имидж! Белый костюм с жилеткой и пиджаком, широкополая шляпа, кидающая тень на лицо, черный шелковый платок на шее. Черновский широкими шагами пересекал гостевую стоянку и на ходу курил. Инга семенила чуть впереди него.
Если бы я знал наверняка, что Черновский – это и есть Лембит Лехтине, он же автор писем, называющий себя N! С каким удовольствием я сбил бы его дурацкую шляпу на землю и прихлопнул ее ногой, как высохший гриб-пылевик. Только до тех пор, пока шантажист находится в тени, пока действует инкогнито, он обладает силой и властью.
Черновский вытащил из кармана жилетки ключи, вытянул руку вперед. Белый японский «Лексус» приветствовал хозяина коротким свистом. Продюсер и Инга сели в машину. Беззвучно захлопнулись двери. Легкосплавные колесные диски, напоминающие самолетные пропеллеры, начали стремительно набирать обороты. Машина сверкнула узкими фарами, круто развернулась перед главным входом и помчалась по улице вверх.
Искусством слежки я не обладаю. Тем более железным терпением. Не таясь, без всякой конспирации, я внаглую помчался вслед за «Лексусом», сел ему на хвост и добился того, чего, собственно, и добивался. Черновский свернул с центральной улицы, объехал квартал и вернулся на прежний маршрут. Убедившись, что я не отстаю, он на малом ходу, не дергаясь, повторил круг. Затем еще раз. Потом еще.
Игра становилась однообразной и утомительной. Черновский наглядно показывал, что обладает достаточным терпением и готов кружить по одним и тем же улицам бесконечно долго.
Называя себя непечатными словами, я остановился и проводил глазами удаляющуюся в сторону Феодосийского шоссе белую машину. Проигрывать я не умел и ради спасения тщеславия готов был на самую безумную затею. Развернувшись, я помчал на стадион. Через открытые ворота выехал прямо на поле, аккуратно объехал стоящие на нем дельтапланы, похожие на гигантские носовые платки, развешанные для просушки, затем по беговой дорожке домчался до вагончика, разрисованного птицами и облаками, затормозил, выскочил из машины и постучал в окошко, закрытое фанерой.