Роз Мариэтта
Шрифт:
Машка уехала.
Мы знали, что делать.
Мы не говорили об этом, но все знали, что нужно делать!
На следующий день, после уроков мы пошли не домой — мы отошли за гаражи. Знали, что он пойдет здесь. Один.
Ждали.
Колька задержался. Увидев нас, не испугался, не отступил, хотя всё сразу понял. И лицо у него было такое честное, такое правильное!
— Сволочь! — Толик ударил его портфелем. — Сволочь!!
… Мы били его портфелями, кричали страшные, грязные слова, которые в нашем возрасте знать не положено, но мы все равно их знали, и кричали, и били. А он молчал, не отбивался. Только весь сжался, закрыл голову руками. И от этого было ещё хуже.
Назначили родительское собрание.
Мы — уже пятеро — стояли у доски. И молчали. Колька с побитой рожей сидел на первой парте, рядом с матерью и пыхтел.
Пришла фашистка. Заливисто что-то говорила.
Мы не слушали.
Мы смотрели в пол.
— Послушайте! — вдруг сказал дядя Лёша, отец Толика. — Нельзя же так! Они ведь дети.
— А моего мальчика отделали как самые настоящие хулиганы! — взвизгнула Колькина мать.
— Я вот не верю, что мой сын просто так побил Вашего сына, — вежливо возразил дядя Лёша. — Толик — хороший мальчик. Он никогда раньше не дрался. Ни разу!
— Мы это учтем, — сказала фашистка. — Поэтому «двойку» за поведение в четверти не поставим. А вот остальным…
Ой, да подумаешь! «Двойка» за поведение.
— А я вот хочу знать, почему всё произошло, — не унимался дядя Лёша. — Толик! Толя! — позвал он сына.
Толик вздрогнул, посмотрел на отца.
— Вы, действительно, избили этого мальчика?
— Да, — ответил Толик.
Все загалдели.
— Тише! Тише! — прикрикнула Людмила Михайловна.
Родители замолчали, одна Колькина мама продолжала что-то сердито бубнить.
— Почему вы это сделали? — продолжил дядя Леша. Говорил он спокойно. Толик молчал. — Я просто хочу понять.
— Потому что он гад! — вдруг закричал Толик. — Фашист! Нет, хуже фашиста! Потому что вроде как товарищ! Будущий пионер! А из-за него Машка… — Толик закрыл лицо руками и заплакал.
Нас выставили в коридор.
Мы стояли, прислонившись к стене, молчали, прислушивались.
Взрослые громко спорили. Дядя Леша взвинчено говорил:
— Вы хоть понимаете, до чего довели девочку!!
— Было собрание, — оправдывалась учительница.
Все опять загалдели.
Наконец, двери распахнулись, и родители повели нас домой.
Дома мне влетело.
— Я думала, ты хорошая, послушная девочка! — на высоких нотах орала мать на кухне.
Я сидела за столом и размазывала по тарелке кашу. Отец пялился в телевизор.
— Как ты могла пойти на поводу у этого мальчика! Да он настоящий хулиган!
— Толик — не хулиган, — буркнула я.
— Отвратительный, гнусный хулиган! Вы избили товарища!!
— Он нам не товарищ…
— Да что ты говоришь!! Что ты вообще понимаешь в жизни!! Весь нос в соплях, а учить меня будешь!! Я запрещаю тебе общаться с этими гадкими детьми!!
— Это мои друзья, мама…
— Запрещаю! Ты слышишь, что я тебе говорю! Этот Вовка твой! Он без отца, а почему без отца, ты когда-нибудь спрашивала!! Где вообще его папаша!! А Купцов!! Он сын сантехника!! Его родители — быдло рабоче-крестьянское!!
— Ты говоришь о моих друзья, мама…
— А этот Калачиков Саша!! Явно какой-то придурок!! У него, наверное, была родовая травма!! Он недоразвитый!! И родители у него явно алкоголики!! А этот Толик!! Тоже мне вшивая интеллигенция!!
— Это мои друзья, мама!
— А ты что возникаешь!! И вообще, когда мы купим цветной телевизор!! — накинулась вдруг мать на отца. — У всех нормальный людей уже есть цветной телевизор, а мы все еще в черно-белый пялимся!!
— Это мои друзья, мама!
— А ты вообще молчи! Ничего ты не понимаешь! Сопля малолетняя!
— Не смей так говорить о моих друзьях!! — вдруг заорала я так громко, что чуть сама не оглохла.
Мать уставилась на меня, захлопала ресницами. Даже отец оторвался от телевизора.
Я встала.
— Это мои друзья, мама. И я буду с ними дружить. Они хорошие. А Кольку мы ещё раз отлупим. Ясно!!
Мать разревелась.
— Дожили! Родная дочь тыкает!
Я встала и ушла в свою комнату.
В конце четверти на линейке директриса объявила, что из-за драки нас пятерых не примут в пионеры в этом году.
— Исключение можно сделать только для Анатолия Рублёва, — сказала она. — Он отличник, и отец его — кандидат наук. Если ты, Толя, извинишься сейчас перед своим товарищем, то так и быть! в пионеры мы тебя примем.