— Чему вы усмехаетесь? Что смешного здесь происходит?

Старик печально покачал головой.

— Удивительно. Хорошему не научились, а от чего предостерегал — овладели в совершенстве.

— Что вы имеете в виду?

— Доклад начальству. Получается, что вы ни на миг не теряли контроля над операцией и ваше умелое руководство, последовательные и целенаправленные действия дали положительный результат! Хотя на самом деле — ни руководства, ни результата: цепь случайностей и накладок, которая неизвестно чем завершится!

— Почему же неизвестно? — растягивая слова, сказал подполковник. — Задержанием преступников, награждением Веселовского и Петрова.

— Посмертно? Самый молодой сотрудник знает: для обезвреживания вооруженных преступников проводится общегородская операция «Тайфун» с применением специальных сил и средств, защитного снаряжения и техники, чтобы свести к минимуму риск для личного состава.

— Конкретный способ задержания выбирает руководитель операции. Если он считает, что может обойтись своими силами…

— «Сицилийцев» нельзя равнять с бытовым дебоширом, схватившим по пьянке охотничье ружье! — перебил Сизов плавную речь начальника отдела.

Мишуев пренебрежительно отмахнулся.

— Не нагнетайте панику. Пока у нас нет сведений, что они вооружены.

Это ваши догадки, только и всего.

Сизов молча встал и направился к двери, но на полпути передумал и вернулся.

— Опаснее всего, когда ложь имеет видимость правды. Семь лет назад вы говорили Калмыкову, что в протокол записываются факты, а не догадки. И это правда, но не вся. Потому что разумные предположения тоже необходимо принимать в расчет. Но Калмыков этого не знал. Зато сейчас все причастные к операции убеждены, что «сицилийцы» вооружены. А вы делаете вид, будто сомневаетесь. Сказать, почему? Чтобы иметь формальный предлог не вводить «Тайфун»!

Мишуев прищурился.

— Для чего это мне?

— Для того, что вам не нужны живые и дающие показания «сицилийцы»! — Старик повысил голос, как много лет назад, когда распекал желторотого Мишуева за очередной промах. — Я не спрашиваю, жалко ли вам подчиненных, я знаю ответ, меня интересует другое: стоит ли, по-вашему, карьера жизни, скажем, Веселовского?

Старик резко повернулся и вышел из кабинета. В коридоре он столкнулся с Губаревым.

— Ну что там? — Губарев кивнул в сторону полированной двери. — Надо выезжать на место…

— Не пори горячку, — бросил Старик на ходу. — Что изменим ты или я на месте? Сейчас все решается здесь. От управленческого решения зависит гораздо больше, чем от наших пистолетов.

— А чего ж он тянет? И голос по телефону какой-то странный… Вроде заболел…

— Примерно так. Уверенно и напористо зашагал вперед, поднимался все выше, казалось, вот-вот ухватит Бога за бороду. И вдруг в самый неподходящий момент влипает мордой в стену — тупик! — Старик резко остановился и повернулся к своему спутнику. Зрачки глаз у него были расширены. — И оказывается, всю жизнь шел к этому тупику! Заболеешь! Думает лихорадочно, дергается: не понимает, не может, не хочет осознать, что произошло!

Сизов снова двинулся вперед, но продолжал говорить с несвойственной ему горячностью.

— Надеется — очередное препятствие, каких было много в жизни, надо только как следует разбежаться, ударить всем телом — и путь свободен…

Только не сам бьет — подставил Веселовского и Петрова! Локальная операция, суматоха, неизбежная стрельба. Девять против одного, что «сицилийцы» будут убиты. И все — концы в воду. Догадки выжившего из ума злопыхателя Сизова, которому давно пора на пенсию, — не стена, нет, не стена!

— Да-а, — протянул Губарев. Они стояли у высокой отделанной под дуб двери в приемную генерала. — А сам он, как думаете, что сделает?

Сизов взялся за ручку двери.

— Рискнет лично — выедет на место и возглавит штурм. Деваться-то некуда! Ну, постарается себя обезопасить как только можно, стрелять будет больше всех… А потом — либо «победителей не судят», либо «учитывая личную храбрость»… Ладно, подожди…

Сизов вошел в приемную.

На пустыре у железнодорожной насыпи три патрульных «УАЗа» и оперативная «Волга» блокировали брошенный двухэтажный дом из старого кирпича с пустыми, без рам, напоминающими амбразуру окнами.

— Зубов и Ермак, район окружен, не усугубляйте своего положения, — грохотал динамик на крыше среднего «УАЗа». Звуковая волна ударялась в темнокрасный растрескавшийся фасад, отражалась и, раздробленная на невнятные обрывки, эхом гуляла по пустырю:

— Ен, йте, йя…

Подполковник Петров опустил микрофон. Он неловко приткнулся на месте водителя, сдавленный обтянутыми брезентом титановыми пластинами, и парился в наглухо застегнутом форменном плаще на два размера больше обычного. Свободной рукой он придерживал сползающий с колен заряженный автомат. Единственным чувством, которое он сейчас испытывал, было сильное раздражение.