Фривольное блюдо и пышущие жаром пироги не смещались относительно Даниеля, а потому, в полном соответствии с принципом Галилея, теоретически оставались также съедобны, как если бы лежали перед ним на столе, пребывающем в состоянии покоя по отношению к неподвижным звёздам. Сказанное оставалось верным, несмотря на то, что карета с Даниелем, Исааком Ньютоном и пирогами катила по Лондону. Даниель предполагал, что сейчас они огибают северный выступ кладбища святого Павла, но точно сказать не мог: он опустил шторы, поскольку дорога к Бедламу проходила аккурат через алчную пасть Граб-стрит, а ему не хотелось прочесть о сегодняшней поездке во всех завтрашних газетах.

Исаак, который лучше любого смертного должен был бы понимать относительность, не выказывал интереса к своему пирогу — как если бы тот, смещаясь относительно Земли, перестал быть пирогом. Для Даниеля же пирог в движущейся системе отсчета в полной мере оставался пирогом; положение и скорость, будучи сами по себе занятными физическими свойствами, никак не влияли на пироговость. Значение имела лишь динамика относительных перемещений Даниеля и пирога. Если скорость и положение Даниеля близки к скорости и положению пирога, то поедание пирога возможно и заманчиво. Если пирог далеко от Даниеля или движется с большой относительной скоростью (например, брошен ему в лицо), он утрачивает часть своей пироговости (во всяком случае, с точки зрения Даниеля). На данный момент, впрочем, это были чисто схоластические рассуждения. Пирог лежал у него на коленях и был очень даже себе пирогом, что бы ни думал по сему поводу Исаак.

Мистер Кэт одолжил им серебряные столовые приборы, и Даниель, говоря, заткнул себе за ворот салфетку — флаг безоговорочной капитуляции перед чарами пирога. Однако вместо того, чтобы сложить оружие, он вооружился — ножом и вилкой — и уже занёс их над румяной корочкой, когда его остановил вопрос Исаака:

— Клуб намерен оставаться в бездействии весь июль?

— Каждый из членов продолжает свою линию расследования, — отвечал Даниель. — Как мы с вами сейчас.

И он взрезал пирог.

— А прочие?

— Им почти нечего рассказать. Хотя на последнем заседании мистер Тредер сообщил, что Джек-Монетчик связан с мистером Нокмилдауном и частенько наведывается в притоны так называемой Ист-Лондонской компании.

Исаак, по крайней мере, задумался, так что Даниель успел отправить в истосковавшийся рот порцию горячей баранины. Исаак по-прежнему смотрел на него, но как будто сквозь, что было и к лучшему, потому что по физиономии Даниеля разлился гастрономический экстаз.

— Вам известно моё мнение о мистере Тредере, — сказал Исаак.

Даниель кивнул.

— Он в сговоре с Джеком, тут сомневаться нечего, — продолжал Исаак.

Для Даниеля это прозвучало примерно как утверждение, что его жена тайно шпионит в пользу Чёрной Бороды. Однако во рту у него был пирог, в желудке — умиротворение, поэтому он не поднял голос. Только бровь.

— Мистер Тредер боится, что расследование, начатое Болингброком, выявит его связи с Джеком. На Тайберне четвертуют за меньшее.

Здесь Исаак, как истый математик, остановился, предоставляя читателю самому проделать очевидные выкладки. Даниель очень выразительно пожимал плечами, вздыхал и выгибал брови, однако Исаак о нём словно позабыл. Ничего не оставалось, кроме как сглотнуть и выговорить:

— Зачем мистер Тредер сообщает о привычках Джека, если так боится его поимки?

— Это тонкий намёк, — отвечал Исаак.

— На что?

— На то, что мистер Тредер готов сдать своих: если у воров нет чести, то уж тем более нет её у весовщиков. Он готов способствовать поимке Джека в обмен на смягчение приговора.

— Смягчение приговора… со стороны прочих членов клуба?!

— Со стороны директора Монетного двора, — сказал Исаак. — Ему хорошо известно, что мы с вами знакомы.

— Спасибо, что ознакомили меня со своей гипотезой. Сам бы я никогда до такого не додумался — уж больно замысловато, — угрюмо выговорил Даниель и ушёл от дальнейшей дискуссии в общение с пирогом.

Словно меланхолик в углу людного салона, Бедлам повернулся широкой спиной к Сити. Северным фасадом он смотрел на Мур-филдс — самое большое зелёное пространство в городе. Те безумцы, чьи камеры выходили на север, видели из окон деревья и траву, тянущиеся на полмили до ближайшего крупного строения: уксусного завода мистера Уитанунта на Уоршип-стрит у подножия Холлиуллского холма. Самая большая часть Мур-филдс, прямо перед Бедламом, была ограничена с четырёх сторон широкими аллеями; такие же аллеи разрезали её георгиевским крестом. Деревья вдоль дорожек шли через равные промежутки; их высадили сорок лет назад по указанию Гука.

Аллея, образующая южную границу Мур-филдс, была с одной стороны ограничена таким рядом деревьев, с другой — исключительно мощной оградой. Небольшую железорудную залежь истощили, чтобы изготовить железные прутья в руку толщиной; целая каменоломня ушла на их каменное основание. Как только в правом окне кареты показалось это устрашающее средство сдерживания безумцев, Даниель отложил блюдо и начал утираться салфеткой, одновременно читая стишок, по давней традиции «Кит-Кэта» оттиснутый на нижней корочке: