– А от чего ты, собственно, лечишься? – спросила Алина, демонстрируя свое здравомыслие.

– У меня общий вегетативный синдром, нервное истощение, утомляемость, – бегло обрисовала свое состояние Ксения и отчего-то покраснела.

Почти месяц Ксения встречалась в кабинете Марии с Родионом Стрельцовым. Вначале Стрельцов приехал, чтобы отладить работу новой программы, и сообщил о своем приезде Ксении. Он был уверен, что после работы Ксения пригласит его к себе домой. Но Ксения отговорилась тем, что не хочет травмировать мальчика посещением незнакомого дяди. Она знала: стоит ей только раз показаться на своем элитном этаже вместе с Родионом, как это тотчас станет известно Жарковскому. О последствиях она боялась думать. В первый приезд Родиона они втроем, включая Марию, пообедали в кафе и мирно расстались. На следующий раз Родион был решительнее. Не делая из отношений с Ксенией тайны, Родион попросил у Марии разрешения воспользоваться ее кабинетом для свиданий. Мария с энтузиазмом добровольной сводницы оказала содействие влюбленной паре.

Эти сумасшедшие свидания Ксения не забудет никогда. Иногда они проходили прямо в кабинете Марии, иногда в теплой сауне по соседству или в комнате для массажа, ключ от которых тоже приносила Мария. Ксения понимала, что находится в зависимости от подруги, но иначе она не смогла бы сохранить в тайне от главврача свои встречи с Родионом: слишком много любопытных глаз было вокруг. Витающая над головой Ксении опасность тревожила ее. Родион недоумевал, отчего она все время озирается, вздрагивает, прислушивается к шагам в коридоре – взрослая, свободная женщина, а ведет себя как пугливый подросток.

Ксения понимала, что дальше так продолжаться не может, у нее просто не хватит физических и нравственных сил разрываться надвое. Она готовилась дать отставку Виктору Эдуардовичу, какими бы последствиями это ей ни грозило. Но самым трудным и мучительным для нее было открыться перед Родионом. Если опасение перед Жарковским было связано с житейскими сложностями, с поиском нового места работы и сменой жилья, с Родионом дело обстояло иначе. Она могла упасть в его глазах так низко, что все их дальнейшие отношения потеряли бы смысл. А им было так хорошо вместе. Так легко и возвышенно переплетались их души и тела.

Весна уже вошла в полную силу. Снег лежал в низинах, а на пригорках зеленела трава. Родион теперь часто приезжал по воскресеньям, и вездесущая молва связывала его приезды с именем Марии. Именно в ее кабинет он заходил в первую очередь. То, что там порой мелькал и халатик Ксении Игоревны, никого ни настораживало. Ее фигура так прочно увязывалась с фигурой главврача, что сотрудникам не приходили в голову иные варианты. Тем более, что все знали: Мария Петровна и Ксения Игоревна приятельствуют.

Вечером, накануне очередного приезда, Родион позвонил Ксении – узнать, будет ли она свободна завтра в такое-то время. Ей часто приходилось задерживаться на работе: конференции, дежурства, санитарные дни в отделении, инструктаж младшего медперсонала. Да и няню надо было заранее предупреждать, что той придется подольше побыть с мальчиком. На этот раз голос Родиона был торжественно загадочен:

– Будешь свободна? Вот и славно. А я готовлю тебе сюрприз!

– Какой сюрприз?

– А это тебе задачка, думай!

Ксения улыбнулась, Родион был мастер на разные выдумки, и угадать заранее, что он учудит в очередной раз, было невозможно. Она готовилась к предстоящему свиданию с особенным настроением. Перебирая шкатулку с украшениями, долго думала, что надеть. Сережки? Кулончик? Перстенек? На глаза попалась массивная серебряная цепочка вульгарного вида. Это был подарок Жарковского. Ксения ухватила пальцами блестящую холодом змейку и вытащила ее на божий свет. Как некстати было это напоминание о принудительной связи! Сердце Ксении заколотилось в предчувствии бунта. Она намотала цепочку на палец и быстро заходила по комнате, набираясь храбрости для решительного объяснения с Жарковским. Давно пора! Она не будет больше откладывать пугающий ее разговор. Вернуть эту цепочку Жарковскому и объявить о разрыве. А там – пусть будет, что будет. Убедившись, что сын заснул, Ксения отправилась на другой конец коридора, в апартаменты главврача. Из-под его двери белела узкая полоска света. Значит, хозяин еще не спал. Ксения постучала и, не дождавшись ответа, решительно толкнула дверь.

– Виктор Эдуардович, – Ксения обратилась по отчеству, будто находилась на служебной конференции, а не дома у человека, с которым несколько месяцев была близка, – я пришла вам сказать, что… Вот. – Она положила цепочку на журнальный столик.

Только тут Ксения заметила, что Жарковский сидит в кресле абсолютно не шевелясь и уставившись взглядом в одну точку. Руки его то ли держались за сердце, то ли просто были сложены над животом.

– Тебе плохо?

Ксения подскочила и деловитым врачебным движением охватила запястье. Пульс был слабый, но ровного наполнения.

– Присядь, Ксюша. Я в порядке, хотя мне, действительно, плохо.

Она присела в кресло напротив. Жарковский слабым голосом продолжал:

– Я справлюсь, я обязательно должен с этим справиться.

– Что случилось, Витя? – ты невозможно бледен.

– Я – бледная поганка. Я убил свою жену.

– Как убил? Что ты такое говоришь?

– Мне только что сообщили, что она скоропостижно умерла от разрыва аорты.

– Как умерла? Ты же на днях навещал ее и говорил, что ее состояние стабильно.