Время совершило свое дело — снаряды стали неприкасаемы. Оно не задело только взрывчатки. В ней та же страшная разрушительная сила, что и пятнадцать лет назад.

С неумолимой очевидностью и железной логикой само по себе пришло решение: взорвать склад на месте.

И снова собрались партийные и советские работники, директора предприятий, представители железной дороги. Молча выслушали они результаты разведки.

— Тщательная проверка установила ряд признаков чрезвычайной опасности для транспортировки, — говорил военный инженер. — Согласно действующим наставлениям наличие любого из них, хотя бы одного, категорически запрещает нам передвигать боеприпасы и обязывает взорвать их на месте. Зона поражения при взрыве, — закончил он, — около трех километров в диаметре.

Общий вздох, как стон, вырвался из груди людей. Ошеломленные, они еще молчали, когда им было предложено подготовить план эвакуации оборудования и готовой продукции на предприятиях, расположенных в первой, наиболее опасной зоне.

— Мне готовиться нечего, — тяжело поднялся с места директор гипсового завода. — Предприятие будет снесено почти полностью, вместе со строящимся цехом сборного железобетона. А готовой продукции у нас нет. Колхозы трех областей забирают сборные хозяйственные здания, которые мы делаем, как только они выходят из цехов. Вот… судите сами… — И, беспомощно разведя руками, он сел.

— Собственно говоря, и мне нечего готовиться, — сказал главный инженер отделения дороги. — Судя по сообщению, которое мы услышали, в результате взрыва будет разрушен большой участок магистральной линии Москва — Ростов, вся южная горловина станции вместе с устройствами связи, сигнализации и автоблокировки…

Он умолк, как бы собираясь с мыслями, но тут заговорил председатель райсовета Нагорный:

— В названную зону поражения попадают все корпуса нового рабочего городка и примерно семьсот маленьких домов с общим населением около десяти тысяч человек… Да вы что же, шутите? — неожиданно выкрикнул он, неизвестно к кому обращаясь, и резко отодвинул стул.

Один за другим поднимались руководители предприятий, учреждений, начальники строительств. И так же, как было ясно, что снаряды надо взрывать на месте, люди поняли, что на месте их взрывать нельзя.

Расходились молча, хмуро, не глядя друг на друга, каждый занятый своими мыслями. Не спросив разрешения, быстро покинул кабинет и капитан Горелик. Ушли все. Только один полковник Диасамидзе, Герой Советского Союза, депутат горсовета, остался сидеть, грузно навалившись на стол. Его одолевало собственное бессилие. Ни совесть, ни закон не давали ему права приказать своим подчиненным разбирать эту груду снарядов. Но что же делать?

Четкий, как команда, голос раздался за спиной:

— Разрешите обратиться, товарищ полковник? Он медленно и тяжело обернулся. Перед ним стояли капитан Горелик, старший лейтенант Поротиков и лейтенант Иващенко.

— Мы просим разрешить нам вывезти снаряды и взорвать их в безопасном месте, — сказал капитан.

В первое мгновение только радость, только чувство гордости за людей, воспитанных великой партией в рядах Советской Армии, охватили полковника.

Но первое радостное чувство сменилось тревогой. Еще несколько минут назад он не имел права послать их на это задание, откуда можно и не вернуться. Сейчас от него требовалось только одно — разрешение. Разрешение рисковать жизнью людей в мирное время! Разрешить, и тогда кончатся бесконечные споры, выход будет найден.

Нет, не легче стало полковнику от просьбы офицеров. Опять те же слова: «Что делать?» — застряли в голове. Он посмотрел на своих офицеров…

Капитан Леонид Горелик… Восемнадцатилетним комсомольцем пришел он добровольно в армию в памятный сорок первый год с третьего курса железнодорожного техникума. Вся его жизнь — в армии.

Около шестидесяти тысяч мин, снарядов и бомб, наших и немецких, обезвредил он вместе со своими подчиненными. Умные, проницательные глаза, высокий лоб… Это зрелый, бывалый командир, член партийного бюро части. На его выдержку и мастерство можно положиться…

Старший лейтенант Георгий Поротиков… У него было пять братьев и пятнадцать сестер. Георгий родился двадцать первым. Он вырос широкоплечим, высоким, атлетического телосложения. Черный разлет густых длинных бровей, мужественное, волевое лицо, тщательно зачесанные волосы.

Когда война окончилась, для него она только началась. Земля Курской, Орловской, Белгородской областей была начинена минами, снарядами, бомбами. Три года извлекал он их. На счету его небольшой группы свыше десяти тысяч этих ВОПов — взрывоопасных предметов.

Воспитанник комсомола, сейчас он готовится вступить в партию. Верный, надежный человек…

Лейтенант Виктор Иващенко… Ему двадцать три года. На вид можно дать меньше. Наверно, для солидности завел себе маленькие усики. Но это не помогает, потому что они светлые. Светлые волосы, большие-большие голубые глаза. Он подтянут, строен, аккуратен. И во всей его фигуре есть какая-то едва уловимая лихость.

Человек он решительный. Однажды, сняв на колхозном поле более ста противотанковых мин, Иващенко заявил, что на этом участке их больше нет. Но трактористы начали сомневаться в словах юноши и к пахоте не приступали. А время было горячее, и председатель колхоза метался от трактористов к бойцам, не зная, что делать. Тогда Иващенко разозлился, посадил на трактор двух своих бойцов, и они вспахали все поле — восемьдесят семь гектаров.