— Разумеется, нашлось бы, — охотно подтвердил Берк, продолжая играть кончиками пальцев. — Однако команда Панкноула сделала гениальный ход. Они обнаружили, вернее, один из медиков, вероятно очень способный, обнаружил, безусловно, получив за это неплохой гонорар, такое же заболевание, как у Иеремии, у самого судьи. После чего судья необычайно ярко представил страдания арестанта и понял, что одиночное заключение его может просто убить. И разумеется, принял решение «временно отпустить под залог».

Пауэрскорт рассмеялся. Довольный впечатлением от своего рассказа, Берк выдохнул в камин целое облако сигарного дыма.

— Ну а что ты скажешь о его махинациях, Уильям? В чем заключался трюк?

Берк помолчал, сосредоточенно глядя на гору своих финансовых отчетов. Казалось, он проверяет, не заражен ли их бухгалтерский организм вирусом Панкноула. Финансист обладал редкой способностью мгновенно схватывать суть денежных операций. Увы, его жена и трое сыновей были напрочь лишены этого качества.

— Схема аферы поначалу была крайне проста. Вообще, понимаешь ли, мошенники редко меняют тактику. Лишь только конструкция усложняется — обвал неминуем.

— Так как он начинал, этот Иеремия Панкноул?

— Начинал этот тезка ветхозаветного пророка на западе страны [21] . Не знаю, известно ли тебе, что там существует множество религиозных сект: магглетонианцы, шелмерстонианцы, бабекомбианцы, ялбертонианцы. Их сотни, и их приверженцы готовы разорвать в куски всякого, кто не согласен с их толкованием Апокалипсиса или очередностью воскрешения святых в Судный день.

— Они полагают, что Господь стоит у врат нового мира с длиннющим свитком, где записано, кого за кем впускать: Петра, Павла, Себастьяна и прочих? — И Пауэрскорт вспомнил, что когда-то в раннем детстве удивлялся, как же сможет воскреснуть Себастьян, когда подойдет его очередь, если все его тело истыкано стрелами. Воскреснуть-то, думалось маленькому Фрэнсису, он, может, и сумеет, но ведь сразу же опять умрет.

— Тонкостей магглетонианской теологии я, Фрэнсис, увы, не постиг, но для нас это сейчас и не важно. Суть в том, что мистер Панкноул учредил организацию, которая должна была заняться строительством жилья. Затея имела успех. Идея помочь даже тем, кто не разделяет твоих религиозных взглядов, привлекла на западе многих. Дело пошло. И этот, надо отметить, бизнес — единственный честный бизнес Иеремии Панкноула — существует до сих пор. Некоторые духовные вожди рьяно помогали ему создавать инвестиционную строительную компанию, вошли в ее правление, активно ее рекламировали.

— Иеремия имел отношение к повальной коррупции духовенства? — с усмешкой спросил Пауэрскорт.

— Не совсем, но он уяснил две очень важные вещи. Во-первых, весьма полезно иметь на своей стороне авторитетных пастырей. Вторая истина давно известна, хотя ее часто забывают: чтобы компания была на плаву, нужно быстро собрать либо несколько очень крупных вкладов, либо множество мелких. Панкноул выбрал второй путь. Он проехал по всей стране, причем, как говорят, двигался тем же маршрутом, что и Уэсли, основатель учения методистов. Нанимал священников и проповедников и платил им щедрые комиссионные. В результате реклама его акционерных строительных обществ искусно сочетала материальные стимулы и благочестие. Провозглашалась благороднейшая цель помочь беднякам спасти свои души и при этом надежно вложить небольшие деньги, а главное, дать народу жилье, пусть скромное, но собственное и осененное Божьей благодатью. На счета Панкноула потекли миллионы. Сыпались и пожертвования; хотя точные цифры неизвестны — но эти суммы обычно оседали в карманах духовных лидеров. Однажды ему даже удалось привлечь в союзники довольно важного чина англиканской церкви; правда, говорят, тому потом крепко досталось от епископа. И кстати, реклама сулила акционерам очень недурные дивиденды. Восемь процентов есть восемь процентов — звучит неплохо для всех, будь ты железнодорожник или Ротшильд. Не думаю, Фрэнсис, что ты или я польстились бы на такие акции. Однако мой брокер клялся, что мог бы всучить целый пакет покойной королеве Виктории, которую наверняка привлекли бы не только размах и благочестивые цели Панкноула, но и эти восемь процентов, вовсе не лишние при расточительстве ее внуков.

— И что же случилось потом, Уильям? Ведь наш Иеремия должен был купаться в миллионах.

— Обычная история, — пожал плечами Берк. — «Caveat emptor», как советовали латиняне, — то есть «Покупатель, будь бдителен!». Беда в том, что большинство инвесторов не так уж много знали об этом предостережении, и еще меньше о поджидающих их ловушках. Если государственный заем обещает два с половиной процента, то любой, кто обещает восемь, — наверняка жулик. Однако несчастные сектанты об этом и не подозревали. Их пастыри могли часами сравнивать евангельские тексты от Луки и от Матфея, но понятия не имели об исчислении процентных ставок. И хотя на страницах Библии полным-полно плутов и обманщиков, священник никогда не распознал бы такого, пожимая ему руку. А Иеремия Панкноул только этим и занимался — одаривал нужных ему людей рукопожатием. Один из его обличителей утверждает, что аферист успел пожать руки более чем трем тысячам священнослужителей! Тем временем строительные инвестиционные компании сделали свое дело, жилье было построено, но выплачивать акционерам восемь процентов, естественно, никто не собирался. Были созданы новые компании, а деньги тех, кто в них инвестировал, пошли на выплату дивидендов акционерам старых. Потом появились третьи компании, чтобы выплатить проценты акционерам вторых. Количество их стремительно росло; бизнес Панкноула стал походить на карточный фокус, когда колоду тасуют все быстрее и быстрее. Вскоре компаний стало почти столько же, сколько игроков в футбольной команде. Потом Панкноул и его коллеги взялись за банковские операции, недвижимость, строительство — и колесо фортуны завертелось. Но тут верхушку пирамиды обуяла жадность. Руководители компаний начали продавать друг другу собственность, переводя прибыль в наличность и складывая ее на свои счета. Бесчисленные долги при нулевых активах и подвели их под монастырь. Карточный домик создавался двенадцать лет, а рассыпался за трое суток.

Пауэрскорт не раз советовал шурину записывать свои хлесткие описания современной деловой жизни. Появившись на страницах журналов, они, несомненно, имели бы большой успех и принесли бы автору немалые доходы. Но Берк всегда отказывался.

— Скажи, Уильям, а не слышал ли ты каких-нибудь намеков на то, что Панкноул замешан в убийствах или исчезновениях людей?

— Ты имеешь в виду двух внезапно выбывших из игры адвокатов? Нет, лично я никогда подобного не слышал, хотя могу проверить. Завтра же переговорю с парой приятелей и сообщу тебе все, что узнаю. Но вообще-то маловероятно, его акционеры не похожи на убийц. Вот если бы речь шла о делах десятилетней давности, связанных с распространением акций алмазных копей в Южной Африке, тогда другое дело.

— Огромное тебе спасибо, Уильям, за информацию, — сказал Пауэрскорт, собираясь уходить.

— Погоди, Фрэнсис, — с грустью поглядев на догоревшую сигару, молвил Берк. — У меня для тебя есть еще кое-что на десерт. Видишь ли, солидный люд в Сити не слишком высокого мнения об адвокатах Темпла, Куинза и им подобных, особенно когда дело касается крупных денежных махинаций. Финансисты не верят, что юристы способны вникнуть в тонкости бухгалтерии: деньги ведь штука «грязная» и недостойная благородных умников в мантиях и париках с их библиотеками семнадцатого века. Однако этого твоего Донтси опытные слуги Мамоны [22] считали малым весьма толковым. Так что, когда он испустил дух, надежды на грамотно составленное обвинение резко упали. Не знаю, как в Сити оценивают его напарника, но раз и он пропал, шансов выиграть процесс против Панкноула теперь практически нет. Хочешь пари, Фрэнсис? Ставка — фунтов пять-десять, а?